Большинство химиков, особенно обученных Гофманом в Королевском колледже, выкинули бы красноватый порошок в мусорное ведро и начали все заново. Именно интуиция, любознательность и талант Перкина, свобода в лаборатории, где за ним никто не наблюдал, подтолкнули его продолжить эксперимент и проверить эффект этой процедуры на анилине. И благодаря своим умениям, анализируя полученный в результате черный продукт, он также смог отделить пять процентов вещества, что содержало краситель.
К тому времени как Перкин открыл цвет мов, уже тридцать лет было известно, что анилин связан с красящими веществами и реакциями, в результате которых образуется краситель. Жидкость была впервые открыта прусским химиком Отто Унфердорбеном в 1826 году как один из нескольких продуктов, выделенных благодаря дистилляции природного растительного индиго. Несколько лет спустя химик Фридлиб Рунге синтезировал его благодаря перегонки каменноугольной смолы и увидел, что в сочетании с хлорной известью получается голубой цвет. Но считалось, что у таких красителей нет практического применения. В маловероятном случае, если бы ученому показалось, что оттенок может быть полезен для окрашивания женского платья, он бы решил, что такие мелочи недостойны его звания.
Но Перкин с энтузиазмом отнесся к неожиданной находке. Химики ошибались каждый день, частично такова природа их работы. Но иногда ошибки уводили их в интересном направлении. Уильям покрыл шелковый платок своим красителем и восхитился новым оттенком. Он понял, что это красивый и яркий цвет, который не блекнет от стирки или долгого пребывания на солнце. Проблема заключалась в том, что делать дальше. «Показав краску нескольким друзьям, я получил советы подумать над производством в огромном масштабе».
Один из этих друзей – Артур Черч, с которым Перкин обсуждал якобы непреодолимую сложность получения более одного маленького стакана краски. Жидкий анилин было трудно синтезировать в большом количестве, и он был дорогим. Перкин никогда не был на фабрике и ничего не знал о производстве химикатов за пределами лаборатории. Он также не был знаком ни с кем из текстильной промышленности, к кому мог бы обратиться за советом.
И Перкин, и Черч знали, что их ментор не поддержит планы, не связанные напрямую с исследованием. Они решили не говорить Гофману о цвете мов, когда тот вернется из Германии, уж точно пока Уильям не уточнит его качества и не проведет дальнейшие эксперименты.
Для этого Перкин перебрался в более просторное помещение – домик в саду. Он взял в помощники своего брата Томаса, и вместе они произвели несколько партий пурпурного, с каждым разом становящегося все чище и концентрированнее. Через друга брата Уильям узнал имя уважаемого производителя краски в Шотландии и решил послать владельцу образец ткани. В середине июня он получил длинный ответ от человека по имени Роберт Пуллар, и тон письма был обнадеживающим.
«Если ваше открытие не сделает продукт слишком дорогим, то это точно самое стоящее, что обнаружили в последнее время. Этот цвет нужен во всех классах товаров, и его не могли сделать стойким для шелка, и только при больших затратах его можно было использовать на хлопчатобумажной ткани. Я включаю в письмо примеры лучших лиловых цветов на хлопке. Их производят только в одном месте в Великобритании, в Эндрюсе Манчестера, и они назначают за него любую цену, но производство небыстрое и не выдерживает испытания, как ваши образцы, и тускнеет на воздухе».
Пуллару было двадцать восемь лет, и позже его описал генеральный менеджер компании как человека с «умом, всегда направленным на поиски чего-то нового и лучшего». Его огромная фабрика по производству краски на Милл-стрит, в Перте, недавно получила королевское разрешение и гордо рекламировала себя как красильню шелка для королевы. Роберт Пуллар любил цитировать Фарадея: «Без эксперимента я ничто, пытайтесь, потому что кто знает, что возможно». Перкину повезло в выборе советника. Позже он узнал, что не все красильщики такие же прогрессивные или доброжелательные.
Пуллар объяснил юноше, что он не мог выставить цену за цвет, пока сам не проверит его в чане для краски. «Если хлопок или любая ткань, которую можно опустить в один галлон[21] вашей жидкости поглотит всю краску, то я скажу вам, что цена будет слишком высокой…» Если такое произойдет, то краска на один фунт[22] шелка или хлопчатобумажной ткани будет стоить примерно пять шиллингов – «слишком дорого для производителя».
Пуллар предложил Перкину любую помощь и сожалел, что не живет поближе к Лондону, чтобы встретиться с ним лично. «Мы всегда рады получить что-то новое, поскольку занимаемся крупным производством и товары нового цвета очень важны».