На протяжении почти всего восемнадцатого века наибольшего прогресса в технологии окрашивания добивались во Франции, но в 1794–1818 годах американец по имени Эдвард Бэнкрофт, работавший в Лондоне, объявил о значительных достижениях. Он запатентовал три натуральных красителя, включая кору желтого дуба, и написал научный трактат о красильной промышленности на английском. Его «Экспериментальные исследования философии вечных цветов» соединяли в себе химические наблюдения и личные истории: американец отмечал, например, что его любимое пурпурное пальто почти не выцветало, хотя он носил вещь несколько недель. Бэнкрофт стал известен последующим поколениям и тем, что позже оказался двойным агентом во время Американской революции, работавшим как на британское правительство, так и на Бенджамина Франклина.
Процесс окраски тканей на протяжении веков почти не менялся, и самые умелые специалисты передавали сложные и засекреченные процедуры из поколения в поколение. Но в 1823 году в Нью-Йорке Уильям Патридж опубликовал «Практический трактат по окрашиванию шерсти, хлопка и шелка и производству плотной шерстяной ткани и казимира[23], включая более совершенные методы в Западной Англии». Тридцать лет они были стандартными инструкциями, в которых о самых популярных красках говорилось, как о секретах фокусника, и которые были представлены в виде кулинарных рецептов. Чтобы приготовить самый быстрый синий, например, нужен английский чан, содержащий «пять раз по сто двенадцать фунтов лучшей синили, пять фунтов умбро-краппа, немного корнелла и отрубей, отходы пшеницы, пять фунтов купороса и четверть сухой гашеной извести».
Тут были представлены детальные инструкции, как приготовить известь. Следуя указаниям, нужно разделить вайду на маленькие кусочки лопаткой и постепенно добавлять другие ингредиенты в воду, нагретую до 90,5 °C. Инструкции растянулись на несколько страниц. «Чан следует поставить примерно в четыре или пять часов днем, за ним нужно проследить и помешать содержимое в девять часов в тот же вечер», прежде чем дать ему остыть. На этом этапе в результате вы должны получить бутылочно-зеленый цвет. Красильщику рекомендовалось снова встать в пять утра и добавить немного извести или индиго, чтобы цвет стал светлее. Пузырьки, пленка и загустение укажут на хорошую ферментацию. Содержимое нужно снова вскипятить и охладить, еще раз вскипятить и охладить, добавить больше извести, и затем придет время опустить туда шерсть. Здесь все становилось сложнее. Вам нужно было два чана с синилью, один из которых простоял два месяца, а другой недолго, шерсть следует окунать в каждый по очереди. Температура краски должна оставаться в пределе 50–54 °C, потом ее нужно охладить за ночь и снова нагреть до 68–73 °C, опять добавить синиль, известь, отруби, крапп и индиго. Если вы умело управлялись с чанами, то должны красить 100 кг шерсти в неделю. А за шесть недель красильщик может получить 180 кг темно-синей шерсти, 90 – среднего оттенка, и столько же – очень светлого. Но этого можно добиться, только используя лучшие синиль и индиго. И тут появлялись проблемы: «Наверное, нет вещества менее стойкого, чем синиль», – заключил Патридж. Он советовал покупать только самые стойкие краски, поскольку «любая вариация может оказаться катастрофической для мастера, каким бы умелым он ни был, и станет просто разрушительной для неопытного новичка».
Как и в случае с хинной корой, поставка растительных красителей ограничивалась отдельными регионами, и ей мешали национальные попытки монополизировать производство. Производители одежды были вынуждены использовать цвета, доступные для красильни, тренды формировались не в зависимости от вкусов, а скорее от причуд войны и эффективности работы иностранных портов. Было понятно, что цвет, который для вас создадут где-то в лаборатории, да еще стойкий и чистый, будет очень дорого стоить.
Изначально Перкин назвал свою краску тирским пурпуром, чтобы поднять ее цену. Недоброжелатели, считавшие открытие незначительным, называли краситель пурпурной грязью. Главным среди них был Август Гофман, который после летних каникул узнал о новой краске ученика вместе с вызывающими беспокойство новостями о будущем его протеже. Они договорились встретиться, и Перкин рассказал Гофману, что подумывал начать коммерческое производство цвета мов. Он также отметил, что для этого ему потребуется покинуть Королевский химический колледж. «Это явно его раздосадовало, – вспоминал Перкин на встрече, устроенной в память о Гофмане в 1892 году. – [Он] пытался отговорить меня, и мне стало казаться, что, возможно, я делаю неправильный выбор, который может испортить мое будущее».