Пурпурный. Как один человек изобрел цвет, изменивший мир

Шелковое платье, примерно 1862, окрашенное оригинальной анилиновой краской мов Перкина (Science Museum/Science & Society Picture Library)

Эти споры создали пропасть между ними – и, скорее всего, стали первой настоящей ссорой. «Наверное, Гофман считал, что это дело провалится, и ему было неприятно думать, что я поступлю так глупо и брошу научную работу ради такой цели, особенно учитывая, что мне было всего восемнадцать. Должен признаться, я очень боялся, что работа на производстве может помешать мне продолжить исследования…»[24]

Гофману и его коллегам было трудно представить, что человек, которого ждала блистательная научная карьера, может просто бросить ее в погоне за цветом. Химики случайно находили новые красители практически каждую неделю и также легко забывали о них, как о ненужных и не имеющих значения побочных эффектах их миссии. Кроме того, некоторые химики еще до пурпурного специально создавали искусственные цвета и видели, как хорошо те окрашивали шелк или шерсть, но не пытались производить их в коммерческих масштабах. Первый пример – пикриновая кислота Вульфа в 1771 году, полученная из индиго и азотной кислоты (она окрашивала шелк в ярко-желтый цвет), а в 1834 году Рунге использовал карболовую кислоту, чтобы создать аурин (красный цвет). Питтакал (темно-синий) получали из буковой смолы. Другие цвета способствовали появлению невероятных историй, не в последнюю очередь о мурексиде, который появился в небольших количествах на манчестерских красильных фабриках в 1850-х годах и, как говорилось, производился из экскрементов змей (а не из помета птиц, как было на самом деле). Но количества синтетических красителей, использующихся во времена Всемирной выставки 1851 года, было таким ничтожным, что не заслуживало упоминания в огромных сопроводительных отчетах.

А еще существовал ярко-красный цвет, созданный Перкином и Черчем за несколько месяцев до этого, который снова посчитали недостойным дальнейшего изучения. Пурпурный могли бы точно так же проигнорировать, если бы не поощрительное письмо Роберта Пуллара из Перта в конце 1856 года.

Масштаб красильной фабрики Пуллара впечатлил молодого человека, незнакомого с промышленностью. Присутствие ученых, однако, не было чем-то новым для подобных предприятий, и некоторые нанимали химиков, работающих с текстилем, начиная с 1815 года. В действительности открытие Перкина было сделано в то время, когда технический прогресс в красильной и печатной промышленности Британии позволял воспользоваться им. Уровень производства в текстильной промышленности рос с ранее невиданной скоростью. Экспорт ситца, например, увеличился в четыре раза в период между 1851 и 1857 годами с 6,5 до 27 миллионов. Количество людей, занятых в шелковой индустрии, увеличилось в два раза, до 150 000 человек, в период между 1846 и 1857 годами. На одном из многочисленных юбилеев в честь открытия Перкина химик С. Дж. Т. Кроншоу заявил на собрании Общества химической промышленности: «Если бы фея-крестная дала Перкину шанс выбрать точный момент для его открытия, он все равно не смог бы придумать более удачное время».

Это касалось не только состояния британской красильной промышленности. Перкину удалось открыть мов в тот момент только благодаря уровню развития химии. Он родился вскоре после того, как камберлендский химик Джон Дальтон создал теорию о том, что различные атомы соединяются между собой в определенных количествах, что привело к созданию химической формулы. Но Перкин проводил первые эксперименты во времена, когда многое еще оставалось неизвестным, так что его ошибка при синтезе хинина понятна. Родись ученый на двадцать лет позже, он бы понял, насколько бесполезен его эксперимент и тогда никогда бы случайно не получил мов. Джон Далтон внезапно умер за двенадцать лет до открытия Перкина, но все равно бы не смог восхититься его красотой: в 1794 году он стал первым человеком, описавшим дальтонизм на собственном примере.