Три недели спустя Общество снова собралось, чтобы услышать результаты анализа экспонатов с выставки Джеймса Стартина. Двое химиков изучили восемь крошечных образцов размером 2,5 кв. см. Их отрезали от фланели, носков, чулок и перчаток и окрасили анилином и краской растительного происхождения: кампешевым деревом, маджентой, ализарином и сафранином. Результаты, увы, были неубедительными. В образцах не нашли мышьяка. Собравшиеся красильщики решили, что некоторые краски были дешевыми, примитивными и недостойными их профессии. Другие были менее стойкими, чем производимые в то время. Во всех этих случаях связь между красками и кожными заболеваниями не была доказана.
Уильям Перкин, один из членов-основателей Общества красильщиков и колористов и позже его президент, наверное, наблюдал за расследованием с некоторой долей удовлетворения и удивления. Не впервые его открытие стало предметом общественного внимания. Раньше ученого уже обвиняли в загрязнении канала, местных ручьев и разрушении традиционной промышленности и жизни тех, кто зарабатывал на краппе. Его упрекали в том, что цвета стали менее стойкими, чем те, которые они заменили, что он ставит под угрозу жизнь своих работников и тех, кто живет рядом с заводами.
Когда разразился самый последний скандал из-за раздражения кожи, Перкин, скорее всего, почувствовал облегчение, поскольку уже не был частью промышленности.
В 1873 году он продал семейную фирму «Перкин и Сыновья» компании «Брук, Симпсон и Спиллер», которая стала преемницей «Симпсона, Моля и Николсона». Ему исполнилось тридцать пять, и с момента изобретения цвета мов прошло семнадцать лет.
У Перкина было несколько причин для продажи: фирма была слишком маленькой, чтобы конкурировать с другими, потому что он стал жертвой собственного успеха с ализарином. Из-за увеличения производства пришлось бы нанять больше химиков, а Уильям верил, что квалифицированных английских ученых было слишком мало, а из Германии приглашать их будет трудно. За последний год на территории завода произошло два неприятных инцидента после утечек из реторт. Будучи глубоко религиозным человеком, он посчитал невозможным подвергать своих сотрудников опасности и дальше. Кроме того, цену на натуральную марену недавно снизили почти на треть, чтобы она могла конкурировать с ализарином, и поэтому Перкину пришлось самому уменьшить стоимость и, соответственно, доход. Он не чувствовал, что патенты защищают предприятие в достаточной мере, и ему не нравилось тратить время на судебные дела. Еще одна проблема пришла из-за границы: когда бы ученый ни смотрел в сторону Германии, где работали многие из его бывших стажеров, он видел большие инвестиции и расширение, а также строгую защиту государства. Он не думал, что Англию ждет такое же счастливое будущее.Несколько лет спустя после переписки с Перкином Генрих Каро нашел время, работая в BASF, чтобы написать о решении ученого покинуть индустрию, которую тот сам помог создать. «Остаться на тех же условиях было невозможно, как и полагаться на британское патентное право для защиты от вторжения немецкого ализарина, созданного в «Хохст и Элберфилд» с нарушением совместного патента Перкина и The Badische.Проблемой была цена, а также и качество. По словам Каро, Уильям был «ужасно предвзят» к процессу производства ализарина методом, который уже улучшили в Германии. Перкины понимали, что им придется увеличить свой завод в три раза и, скорее всего, перенести его из Гринфорд-грин. Поэтому они продали его, «раз процветание ализарина уже далеко в прошлом».
Продать завод оказалось непросто, но сначала это казалось успешным предприятием, во всяком случае, пока не преступили к переговорам.
Изначально Перкины предложили фабрику заводу BASF, но его руководство отказалось. Тогда Томас Перкин встретился с конкурентом-красильщиком Эдвардом Бруком в вагоне поезда, и они начали говорить о будущем. Последний сказал, что его фирма «Брук, Симпсон и Спиллер» из Хакни-Вик хотела приняться за производство ализарина, и спросил, что думают Перкины о партнерстве. Это предложение они отвергли, но спустя некоторое время упомянули о возможности продажи.