Пурпурный. Как один человек изобрел цвет, изменивший мир

«Мои личные воспоминания о нем относятся к 1880 году, когда мне было только шесть, – вспоминает его племянник Артур Уотерс. – Каждый визит дяди Уильяма был для нас праздником, и у меня остались яркие воспоминания о чудесном шоу фокусов». Перкин любил ездить в дом Уотерсов на велосипеде и обычно приезжал в черной одежде, испачканной меловой пылью. Тогда дороги еще не покрывала каменноугольная смола.

Местный писатель из Харроу вспоминал «счастливые летние дни в поле, сейчас месте для отдыха Садбери, где Уильям обычно собирал вокруг себя молодежь, играя на тромбоне, и молча наслаждался тем, как они бегали за конфетами и другими деликатесами, которые он сам и раздавал».

Его брат Томас стал известен в округе как сквайр Гринфорда. Он проводил много времени, разъезжая на лошади по ферме и охотясь в местных лесах. Он стал церковным старостой и продолжал играть на нескольких струнных инструментах, включая скрипку Страдивари.

Первая жена Уильяма Перкина Джемина умерла в 1862 году, и четыре года спустя он женился на польке по имени Александрин Кэролайн Моллво, родившей ему трех дочерей и сына. «Тетя Саша (как мы ее звали) была хорошей домохозяйкой и любила порядок, – вспоминал Уотерс. – Дом был красиво обставлен в стиле середины викторианской эпохи, и там был огромный красивый сад. В теплицах рос самый вкусный виноград, который мне доводилось пробовать. Дядя Уильям был вегетарианцем и точно знал, как выращивать лучшие плоды».

Перкин стал евангелистом и организовывал еженедельные встречи с путешествующими проповедниками и собирал деньги на новую шарманку для гимнов. Лично он призывал к милосердию, умеренности и трезвому образу жизни, а иногда и ко всему этому вместе. «Меня всегда интересовал этот район, – сказал он Harrow Observer. – Я и некоторые из соседей подумали, что можно что-то сделать для крестьян и рабочих Садбери, поэтому мы сняли несколько коттеджей на отгороженном пастбищном участке (теперь воскресная школа), а также сарай напротив, использовавшийся для карет и соединявшийся со скаковым кругом позади него, который, к счастью для этого района, не стал пользоваться популярностью. Эти коттеджи стали клубами и школами для рабочих, а сарай стал местом для лекций и любительских концертов».

Клуб долго не просуществовал, потому что рабочие любили выпить. «Его было трудно контролировать из-за бойкой натуры людей, и мне не нравилось, что он был чисто светского характера».

Дома Перкин читал журналы о немецком господстве в основанной им индустрии. Он узнал, что Пуллар из Перта перешел к революционному прорыву: освоил искусство сухой химической очистки. В 1875 году он, скорее всего, увидел отчет о том, что «Брук, Симпсон и Спиллер» продали его старую фабрику «Берту, Болтону и Хейвуду». К тому времени большинство клиентов были вынуждены покупать ализарин за границей. «Берт, Болтон и Хейвуд» сразу же столкнулись с заявлениями, что старая фабрика Перкина безвозвратно навредила окружающей среде, включая загрязнение воды, и поэтому им пришлось закрыть предприятие, а работы перенести в Сильвертаун, Эссекс. Завод, построенный там, позже стал частью Британской ализариновой компании (British Alizarine Company).

Казалось, что краски Перкина становятся популярными у художников. Текстильный дизайнер Уильям Моррис экспериментировал с синтетически окрашенной шерстью и шелками в создании своих первых вышивок (хотя позже он сомневался в их стойкости и отказался от них в пользу натуральных красителей). Теперь краски Перкина использовались в качестве художественных пигментов, и эти нерастворимые анилиновые «лаки» дали развитие новым оттенкам киновари, почтового красного и изумрудно-зеленого. Journal of the Society of Dyers and Colourists отмечал, что правительство широко использовало красные цвета в официальных документах и что Трамвайная компания Манчестера использовала вермильон[47] для своих машин.

В галереях переживали из-за того, как быстро новые краски выцветают без лака. В 1877 году научный журнал Nature рассказал о тревогах мистера Джозефа Сайдботема, члена Манчестерского литературного и философского общества, который видел, что анилиновые краски все чаще использовались для раскрашивания фотографии: «Любой, кто знает, как быстро эти краски меняются на свету, станет протестовать против их использования, – заявлялось в Nature. – Такое авторитетное утверждение некоторых наших химиков, скорее всего, заставит всех людей искусства отказаться от этих красок, если они хотят, чтобы их творение продержалось больше одного года».