Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России

Один из древнейших памятников древнерусской письменности — «Изборник Святослава» (1076) — донес в своем составе «Поучение Ксенофонта» — отрывки из переведенного с греческого «Жития Ксенофонта», византийского святого и константинопольского сановника. Древнерусский переписчик не случайно выбрал из великого множества произведений греческой агиографической литературы именно это житие: в нем содержались педагогические рассуждения и одновременно предлагался главный способ достижения желаемого идеала — целомудрие: «И до тех пор, пока вас (своих детей. — О. Г.) не родил, — признавался Ксенофонт своим детям, наставляя их на путь праведный, — не познал ее (свою жену. — О. Г.)_у но хранил чистоту телесную». Целомудрие до брака и сохранение супружеской верности — главные добродетели частной жизни и многих других русских святых, а также причисленных к ним греческих подвижников, почитавшихся на Руси (например, Евстафия Плакиды и его жены).

Летописцы продолжали и закрепляли православную традицию восхваления верности и целомудрия, приравнивая их к любви. Особенно это касалось женских героинь летописных повествований. Так, например, знаменитая княгиня (по летописным известиям) Ольга строго блюла верность убитому древлянами Игорю Старому. По легенде, детально изложенной русским летописцем, ее любви изощренно домогался византийский император, когда княгиня прибыла в Константинополь с посольством, но якобы так и не смог заполучить русскую вдову себе в жены. При этом деятельная и энергичная княгиня Ольга не плакала, как Ярославна из «Слова о полку Игореве», то ли заклиная силы природы, то ли раскаиваясь, что отпустила мужа в поход, предвещавший гибель. Она выражала свою любовь к убитому супругу иначе — страшной местью убийцам Игоря, продолжением начатого им дела (финансово-административной реформы) после его смерти². Среди идеальных «любовников»-супругов, чей брак был освящен «верностию», «милостию» и «советом» — летописные герои, князья и бояре: Ян и его «подру-жье» Марья (XI в.), Мстислав Владимирович и его супруга (XII в.), волынский князь Владимир Василькович и его жена, «княгиня милая» Ольга Романовна (XIII в.), тверской князь Михаил Ярославич с супругой Анной Дмитриевной (XIV в.), московские правители великие князья Василий I и Софья Витов-товна, а также их сын Василий П («Темный») и его избранница Мария Ярославна (XV в.). Летописцам вторили авторы назидательных текстов, в том числе житий, благодаря которым нам теперь известны «добронравие» Петра и Февронии, а также князя вяземского Семена Мстиславича и его жены Ульянии, которой верность и любовь к мужу стоили жизни (XV в.). «Слово о полку Игореве» и «Повесть о разорении Рязани Батыем» также донесли до нас, наряду с фольклором, образ «лады» — терпеливой, верной, нетребовательной жены и вообще женщины.

Согласно православной концепции, понятия истинной (читай: духовной) любви и «блуда» (любви плотской) — явления сильно дистанцированные друг от друга, категорически разделенные. Плотское вожделение — «плотногодие» — связывалось исключительно с внебрачными отношениями, во всяком случае не в переводных, а в оригинальных памятниках. О необходимости «блю-стися блуда» предостерегал еще Владимир Мономах, назидавший в своем «Поучении»: «Жену свою любите, но не дайте ей над собою власти». Это знаменитое высказывание из «Поучения» Мономаха, неоднократно повторявшееся позже в учительной церковной литературе, — парафраз христианского постулата «Мужья, любите своих жен и не будьте к ним суровы».

Тех же, кто не любил своих законных жен и мужей, но зато любил плотские наслаждения — то есть «блудников» и «блудниц» — ожидала жестокая кара. Фантазия автора апокрифического «Хождения Богородицы по мукам» (XI — XII вв.) родила чудовищную картину погружения несчастных «по пазуху в огнь», где они могли разделить свою горькую участь вместе с «любодеи-цажи» и «сводницами», а также теми, кто безнравственно «творил блуд с кумами, матерями, дочерьми». При всей однотипности подобных описаний адских мук примечательно упоминание в тексте домонгольского времени именно сводниц: эта женская «профессия» была, как следует из данного текста, стара как мир, а назиданиям церковных деятелей следовали далеко не все и даже не большинство древнерусских прихожан.