Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России

Отчество Хотена Блудовича близко значению имени. Слово «блуд» означает осуществление любовной страсти и в этом значении встречается в заговорах: «Как быки скачут на коров, или как корова на Петровку голову закинет, хвост залупя, так бы раба Божия (имярек) бегала и искала меня (имярек), Бога бы не боялась, людей бы не стыдилась, во уста бы целовала, руками обнимала, блуд творила» (Майков 1869: 13 — 14). Однако в отличие от понятий, производимых от глагола «хотеть», слово «блуд» однозначно непристойно и синонимично понятию «грех». Это подтверждается и содержанием былины: указание на то, что отец Хотена Блуд «блуд блудил», является основанием для отказа в сватовстве. Если имя «Хотен» можно было бы понять как древнерусский аналог Эрота, то Хотен Блудович означает «Эрот, сын Греха», «Эрот Развратник».

Непристойность сочетания «Хотен Блудович» очевидна для любого непредвзятого слушателя. Тем не менее исследователи былины предпочли этого не заметить — подобное понимание имени и отчества героя не объяснимы содержанием новгородской былины и не соответствуют характеру всех других фольклорных повествований, основывающихся на сюжете «Герой и братья его возлюбленной». Однако непристойность сочетания «Хотен Блудович», подтверждаемая также значением имени «Чайна», — безусловный факт, который требует объяснения. Имена главных героев, как правило, не случайны, во многих случаях это древнейший элемент повествования, сохраняющийся даже после радикального изменения сюжета. Судя по несоответствию имен и содержания новгородской былины, нечто подобное необходимо предположить и в этом случае. Имена Хотена Блудовича и Чайны первоначально принадлежали какому-то иному повествованию.

Чтобы определить этот источник, ключевым понятием остается откровенно непристойное «блуд». Как отмечается в словаре Даля, слово «блуд» относится «собственно к незаконному безбрачному сожительству, к любодейству, посему слова сего лучше в общежитии избегать» (Даль 1980: 99). Русские люди эпохи Средневековья подобной рекомендации не соблюдали — имя «Блуд» входило в число так называемых некалендарных имен, обычно использовавшихся в общежитии вместо имен церковных. Точно так же и деяния, обозначаемые понятием «блуд», имели право гражданства в общепринятых праздничных обычаях. Так, в 41 главе «Стоглава», сборника постановлений церковного Собора 1561 года, собранного по инициативе Ивана Грозного, в вопросе XXIV сообщается: «В русалие о Иване дни и на-вечерне Рождества Христова, и крещенье, сходятся мужи, и жены, и девицы на нощное плещевание, на бесовские песни и плясания, и на богомерзкие дела, и бывает отрокам осквернение и девкам растление» (Чичеров 1957: 170). В указе Киевской духовной консистории от 1719 года в те же праздники отмечаются «блудние грехи, девства растление, беззаконное детей прижитие» (Чичеров 1957: 169). По словам вяземского иконописца старца Григория, который в 1651 году отправил свою челобитную с обличениями святочных обычаев царю Алексею Михайловичу: «Тамо девицы девство диаволу отдают» (Каптеров 1913: 181). В некоторых местностях подобные традиции сохранялись вплоть до конца XIX столетия. Так, жители села Дединово (Зарайского уезда Пензенской губернии) в ночь на Ивана Купалу предавались оргиям в роще на холме, носившем имя языческого божества Ярилы — Ярилина плешь (Иванов, Торопов 1974: 213). По сообщениям этого времени из Вятской губернии: «во время братчины... совокупляются в близких степенях родства: сноха с деверем, свекром, близкие родственники. Бывали также случаи и с родными — братьями и сестрами (все женатые) и грехом не считалось» (Бернпггам 1988: 227 — 228). Следы подобной традиции запечатлелись повсеместно в виде масленичного «целовни-ка» молодушек, игре «пиво варить», предполагавшей выбор партнеров с символикой всеобщего «переженивания», по определению одного священника из Новгородской губернии, «скачут, буди беси перед заутреней» (Бернпггам 1988: 228); откровенно эротическую символику имели также качание на качелях,

1У «А се грехи злые, смертные. » игры в быка и гуся, в ходе которых парни «бодали» и «щипали» девок (Чичеров 1957: 200; Максимов 1903: 298); тема секса постоянно обыгрывалась в матерном сквернословии, которое традиционно сопровождало празднества (Успенский 1981: 49 — 53), и в «Памяти», данной 14 августа 1636 года патриархом Иоаса-фом, «блядословие» упоминается наряду с «играми бесовскими» (Акты... 1836: 402) и т. п. Церковь безуспешно пыталась бороться с праздничными обычаями, не подчинявшимися правилам официально утверждаемой морали. Это было своеобразное анти-поведение, чьи принципы составляли прямую противоположность законам будничной повседневой жизни.