Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России

Так же как и в былине о Хотене Блудовиче, преемственность с карнавальной традицией запечатлена и в имени, точнее — в отчестве Василия Буслаевича. Слово «буслай» означает в русских говорах «разгульный мот, гуляка, пьяница» (Даль 1980: 145). В тексте былины этим именем назван отец Василия, чей подчеркнуто кроткий характер парадоксально противоречит значению данного слова, что должно было создавать комический эффект. В то же время слово «буслай» идеально соответствует поведению Василия. Можно предположить, что в доэпи-ческом тексте таковым было не отчество, но прозвище героя, и былинному Василию Буслаевичу предшествовал Васька Буслай. Это напоминает прозвище другого былинного героя Василия Игнатьевича, которого часто называют Василием Пьяницей. Характеризуя Василия Игнатьевича, Всеволод Миллер писал, что былина о нем была создана «в кабаке, в чаду винных паров» (Миллер 1897: 313), простонародная тема пьяной удали, бывшая первоначально достоянием низовых шуточных жанров фольклора, оказалась переосмысленной в эпическом стиле.

Нарицательные имена-произвшца — Игреншце, Буслай, Пьяница, Хотен Блудович (возможно, первоначально: Хотен Блуд или, как произносили это имя сказители былин, Хотенушко Блудишшо) — типическая черта «карнавальной» традиции, герои которой могли отождествляться с любым участником праздника. Иногда особая популярность обычных имен также придавала им общее нарицательное значение, например, в сказаниях о скоморохах часто встречается имя Вавила (Власова 1988: 71). Эта тенденция не ограничена только карнавальной тематикой, имя «Маринка» — под влиянием, очевидно, исторической Марины Мнишек, стало излюбленным обозначением обманщицы-вол-шебницы; подобные женские персонажи оказываются на пути героев в былинах «Глеб Володьевич», «Добрыня и Маринка». Возможно, сходные пристрастия Василия Буслаевича и Василия Пьяницы — также не случайное совпадение, но отражение общей фольклорной традиции, в которой герои, склонные к выпивке и пьяному удальству, чаще всего носили имя Василий. Это смешение имен решительно отличается от эпоса, главные герои которого отчетливо индивидуализированы и воспринимаются слушателями как реальные исторические лица. Василий Буслаевич, став героем былины, был вписан в Тверскую летопись как новгородский посадник. Трансформация «карнавального» фольклора в эпическое предание знаменует качественное его изменение — этот феномен, столь характерный для новгородского эпоса, требует особого осмысления.

Былинному эпосу принадлежит наиболее престижное место в системе жанров русского фольклора. Былины или, как их обычно называли, ст&рины, т. е. песни об историческом прошлом, о старине — воспринимались как своего рода священное предание, выражающее идеалы и принципы этнического самосознания русских людей. Это высокий, серьезный жанр. В целом он противостоит жанрам низовым, уже сама принадлежность которых к «смеховой» культуре являлась признаком несерьезности, относительной малозначимости. К этому типу относятся небывальщины, песенки о пьяницах, дураках и т. п. Если низовые жанры были связаны с традицией праздничного антиповедения, то былинный эпос выражал принципы собственно поведения, и в этом смысле он представлял противоположность фольклору, порожденному праздничным быгаем. Проникновение карнавальных сюжетов в мир былинного эпоса — безусловный признак позднего новообразования, находящегося уже за рамками первоначальных жанровых закономерностей.