И что важно, эти вражда и ненависть назрели теперь изнутри, они уже, хотя и редко, но порождают таких Михальков, действующих по своему выстраданному убеждению, тогда как вся пропаганда семидесятников, шедших в народ, едва ли произвела одного такого поджигателя...
С барского гумна возвращается десятка полтора баб и девок и два молодых барских батрака. Холод, вьюга.
Две бабы замешкались в дверях риги у вороха овса. Около них — «барский староста».
Анисья (баба лет 30)1652
. Александра, касатка, поишши мою шаль, я ее даве тут в овес положила.Александра (солдатка). Ее тут и не найдешь. (Роется в овсе.)
Староста. Вы тут чаво овес ворошите, живо домой!
Анисья. Эх, шаль-то моя...
Староста. Какое там говно, пятиалтынный стоит, ты не на Михайлов день повенчалась, и без шали дойдешь... Живее!
Анисья (обидчиво). Хушь бы и пятачок, да она мне дорога.
Александра. Вот она, деушка, н&.
Староста запирает ригу и вместе с Александрой и Анисьей догоняет медленно подвигающихся против ветра баб и девок.
Анисья (завязывая шаль). Спасибо те, касатка... (помолчав). Скоро твой хозяин домой-то прйде?
Александра. Два года ему еще служить. (Вздыхает.)
Староста. Она намедни сказывала, хучь бы еще годок послужил, я рада. (Смеется.)
Александра. Ври боле, я вся искричалась, гля-кось на меня, а он — рада.
Староста (продолжает смеяться). Слышь, Анисья, намедни сказали, что Паньку-то в Китае убили, а она плясать.
Александра. У... у... тебя.
Староста. Ты что ж это, Миколка, валандаешься округ девок, а скотина не кормлена?
Алешка. Вишь, он на Машку схоронился, греется.
Девки хохочут. Ветер обдает всех целым облаком мелких жестких снежинок.
Анисья. Холодяк какой, в избу бы поскорее на печку.
Машка (толстая, румяная девка). Надоест на печке.
Александра. Надоест. Нет, там лучше, один бочок погреешь, другой — хорошо! (Затягивает какую-то песню.)
Староста. Ишь, шустрая, чего заголосила?
Александра. У минё одна песня.
Девки хихикают в рукав.
Александра. Кабы были крылушки, полетела бы к нему.
Девки опять хихикают.
Одна из них. А он бы тебе в горб наклал!
Александра (обращаясь к Анисье). Нет, он мне намедни письмо прислал: «Кабы у меня восемь Крылов, так каждый день бы к тебе летал», — так и пишет...
«Письмо на родину. От сына вашего. Первым делом я вас спешу уведомить, что я в настоящее время жив и здоров, затем низко кланяюсь дорогой мамаше Марфе Васильевне и желаю вам от Бога доброго здоровья и в делах рук ваших скорого и счастливого успеха, затем прошу мира и благословения, которое может существовать как на военной, так и на частной службе по гроб моей жизни. Еще низко кланяюсь братцу Демьяну Иванычу и желаю вам от Господа Бога доброго здоровия и всего лучшего. Еще низко кланяюсь любезной своей супруге Александре Артемовне, целую тебя, как все равно с тобою, в сахарные уста нещетно раз и посылаю я тебе свое супружеское глубочайшее почтение, и желаю я тебе от Господа Бога доброго здравия и в делах рук ваших скорого и счастливого успеха и всегда быть весело настроенного расположенного духа. Еще низехонько кланяюсь своим любезным незабвенным деткам Владимиру Павловичу и Авдотии Павловне. Посылаю я вам свое родительское мир и благословение, которое может существовать по гроб вашей жизни. Дорогая мамушка, извините меня на том, что я долго не слал вам ответа и сам не знал, что мне были вами посланы деньги — я недавно только получил, за что вас душой благодарю за ваши дорогие для меня гостинцы. Вы думаете, дорогая мамушка, что я на вас обижаюсь, нет, не обижаюсь, только радуюсь, но дело состоит в том — я очинно о вас сильно скучаю, кабы были у меня 4 великих крыла, тады я, наверно, летал к вам и к любезной хозяйке своей кажный день. Еще низко кланяюсь богоданным родителям, во-первых, Артему Кузьмичу, а во-вторых — Авдотии Ильинишне с детками вашими и желаю от Господа Бога здравия и всего хорошего на свете. Еще низко кланяюсь матери крестной с супругом вашим Ильей Андреевичем и желаю от Господа Бога доброго здравия и в делах рук ваших скорого и счастливого успеха. Еще кланяюсь тетеньке Анисье Степановой, еще кланяюсь братцу Петру Николаевичу с супругой и с детками вашими и желаю вам от Господа Бога доброго здоровья и всего хорошего. Еще кланяюсь Егору Терентьевичу с супругой вашей Любовью Николаевною и с детками вашими, желаю вам от Бога доброго здравия и всего хорошего, еще поклонитеся там всем родным и знакомым, братцам и сестрам, и желаю вам всем вообще от Бога здравия и в делах рук ваших скорого успеха. Затем прощайте, остаюсь я жив и здоров, слава Богу. Павел Иванов Опенкин».
OUtXXJUUWJUUUUUUUUU
Наши предки не составляли исключения относительно обычая убивать детей: детоубийство имело место и у них и считалось дозволенным1653
. Точно так же, как и в других государствах, оно заносится затем в число преступлений и у нас; при господстве в государственной жизни религиозных начал оно влечет для виновных суровые кары, а впоследствии начинает рассматриваться как привилегированный вид убийства.