Пушкин. Духовный путь поэта. Книга первая. Мысль и голос гения

Мы никогда не почитали Радищева великим человеком. Поступок его всегда казался нам преступлением, ничем не извиняемым, а «Путешествие в Москву» («Путешествие из Петербурга в Москву» — Е. К.) весьма посредственною книгою; но со всем тем не можем в нем не признать преступника с духом необыкновенным; политического фанатика, заблуждающегося конечно, но действующего с удивительным самоотвержением и с какой-то рыцарской совестливостию…

«Путешествие в Москву», причина его несчастия и славы, есть, как мы уже сказали, очень посредственное произведение, не говоря даже о варварском слоге. Сетования на несчастное состояние народа, на насилие вельмож и проч. преувеличены и пошлы. Порывы чувствительности, жеманной и надутой, иногда чрезвычайно смешны…

В Радищеве отразилась вся французская философия его века: скептицизм Вольтера, филантропия Руссо, политический цинизм Дидерота и Реналя; но все в нескладном, искаженном виде, как все предметы криво отражаются в кривом зеркале. Он есть истинный представитель полупросвещения. Невежественное презрение ко всему прошедшему, слабоумное изумление перед своим веком, слепое пристрастие к новизне, частные поверхностные сведения, наобум приноровленные ко всему, — вот что мы видим в Радищеве…

Какую цель имел Радищев? Чего именно желал он? На сии вопросы вряд ли бы мог он сам отвечать удовлетворительно. Влияние его было ничтожно. Все прочли его книгу и забыли ее несмотря на то, что в ней есть несколько благоразумных мыслей, несколько благонамеренных предположений, которые не имели никакой нужды быть облечены в бранчливые и напыщенные выражения и незаконно тиснуты в станках тайной типографии, с примесью пошлого и преступного пустословия. Они принесли бы истинную пользу, будучи представлены с большею искренностию и благоволением; ибо нет убедительности в поношениях и нет истины, где нет любви.

Написано — 3 апр. 1836 г., опубликовано — 1857 г.

Чрезмерные выражения, которые употребляет Пушкин для характеристики Радищева и его деятельности в данной статье, предназначенной для размещения в кн. I «Современника» за 1836 год, имели особый смысл. С одной стороны, Пушкин желал появления имени Радищева в русской печати, так как считал его заметной фигурой в русской литературе, с другой, он высказывался о своих глубоких расхождениях мировоззренческого как бы толка с ним в очередной раз. Предполагать, что Пушкин педалировал критическую часть своих высказываний о Радищеве исключительно для цензурного пропуска публикации, было бы умалением позиции поэта в данном вопросе, принципиальном для него. Тем более, что в характере Пушкина не было этой черты — «сервильничать» таким образом, чтобы и собственные убеждения были не видны. В этом как раз его принципиальное отличие от позиций Булгарина, Греча и даже Полевого.