Пушкин. Духовный путь поэта. Книга вторая. Мир пророка

Мы привели эти высказывания знаменитого писателя и философа, чтобы продемонстрировать известную матричность подхода к творчеству Пушкина в русской философской мысли рубежа веков. Всегда представлены почти у всех мыслителей, как и у Мережковского, темы художественного совершенства Пушкина, анализ и сравнение почти с одними и теми же авторами западной культуры — Байроном, Шекспиром, Данте, рассматривается значение поэта для истории и культуры России, понимание его «народности», наконец, производится обязательное установление особого рода связи между явлением Пушкина и исторической судьбой России. Однако есть еще один подход, который исследуется нами в отдельной главе книги («Раскаяние и покаяние в художественном мире Пушкина»). Коснулся этих вопросов и Д. С. Мережковский.

Аспекты религиозного сознания Пушкина серьезно волновали русских философов на рубеже веков (XIX и XX). Русская религиозная философия, почти вся, так или иначе занималась этим вопросом, искала ответы на нерешенные загадки пушкинского творчества. Работа Д. С. Мережковского, на которую мы ссылаемся («Пушкин»), была впервые опубликована в 1896 году.

В ней философ размышляет, как и В. Розанов, об особой природе пушкинского религиозного сознания. Оно, это сознание, слишком непохоже на привычные формы проявления религиозности в художественном творчестве и поэтому требует специального подхода, прежде всего теолого-философского. Но не только поэтому. Понимание религиозности Пушкина, которое для мыслителей этого направления (Мережковского, Розанова, о. Сергия Булгакова и др.) самоочевидно, связано с подходами к существу миросозерцания поэта, которое имеет явно выраженный национально-культурный оттенок и безусловно свидетельствует о специфике присутствия религиозного чувства в психологии и сознании русского человека.

Приведем еще раз в сокращенном, правда, виде ключевое суждение Д. Мережковского о своеобразии христианства не только Пушкина, но описывающего особенности русского образа верования. Он замечает, что «христианство» поэта «чуждо всякой теологии, всяких внешних форм; оно естественно и бессознательно…» Мережковский убежден в его истинно русском качестве: «Она (русская вера — Е. К.) учит людей великому спокойствию, смирению и простоте». В силу этого «природа Пушкина — русская, кроткая, „беспорывная“, по выражению Гоголя…» [7, 125].

* * *

Русская религиозно-философская мысль с самого начала своего онтологического определения, а это 90-е годы XIX столетия, исходила из того постулата, что творчество Пушкина есть в некотором отношении опорный камень русской культуры и, соответственно, какие-либо исторические рассмотрения ее, культуры, развития, кристаллизации результатов не может обойтись без обращения к пушкинскому наследию. Понятно, что подходы, какие мы обнаруживаем в деятельности русских религиозных философов, просматриваются в трудах русских критиков предшествующего периода — Н. Страхова, Константина Леонтьева, А. Григорьева, в эстетических, публицистических высказываниях Ф. Достоевского, Л. Н. Толстого.

Но одновременно у представителей данного направления, определившегося в разных поколениях и в разных эпохах жизни России (как в период конца XIX — начала XX века, до русской революции, так и в период эмиграции) больше занимала духовная составляющая русской культуры, ее своеобразие с точки зрения самых принципиальных философских вопросов. И здесь без Пушкина трудно было обойтись.

Такое отношение к Пушкину — как одновременно к непосредственному материалу русской культуры (литературы прежде всего), так и к определенного рода исходной точке духовного возрастания целой нации было присуще всем им без исключения (разве что особым образом высказывался Владимир Соловьев, о чем сказано ранее).

Д. Мережковский, и В. Розанов, и Вячеслав Иванов, и о. Сергий Булгаков, и Л. Шестов, и И. Ильин, и Г. Федотов, и С. Франк, и П. Струве, и Н. Бердяев, и В. Зеньковский и иные представители русской религиозной философской мысли были едины в понимании Пушкина как средоточия прежних достижений и открытий русской культуры, но и как символа потенций развития духовной жизни русского народа.

Обратимся к наследию одного из самых ярких мыслителей этого направления — о. Сергия Булгакова в аспекте его подходов к русскому гению. Мы вкратце рассмотрим его работу «Жребий Пушкина», прочитанную в виде лекции в дни памяти 100-летия со времени смерти А. С. Пушкина в 1937 году в Париже.

Опять-таким выделим особый — священнический — взгляд его на пушкинский мир, главное — на его духовное развитие. Приведем центральное рассуждение о. Сергия на сей счет: