Пушкин. Духовный путь поэта. Книга вторая. Мир пророка

Р. Гальцева, знаток русской религиозной философии, написала: «Русская философия — это по преимуществу философия существования, не потерявшая своей связи с высшим бытием, это — экзистенциальная метафизика. Но русскую литературу тоже можно определить как весть о судьбе человека перед лицом высшего смысла, вечных ценностей — истины, добра и красоты» [9, 6]. Это удачная формула, позволяющая увидеть в творчестве национального гения — Пушкина — обобщения самого высшего, непререкаемого толка, как к нему ни подходи, как к поэту ли, как к историку ли, философу, критику и так далее по всему списку пушкинских достоинств. Все едино Пушкин прорвется из тенет ограничивающего суждения и будет парить над нашим обыденным представлением, не подозревая о том, сколь велика наша восхищенная зависть к этому его умению мгновенно преодолевать любые смысловые расстояния между простым и безмерно сложным, между очевидным и мистическим, между безобразным и прекрасным, между ложью и истиной, между низшими и высшими мирами.

Его непревзойденная бытийная истинность, холодная и острая одновременно, направленная в самые глубины природы вещей и явлений, в любой момент в своей поэтической осуществляемости вдруг расцветает невиданной нежностью, тонкостью и любовной теплотой.

Русская религиозная философия, анализируя, исследуя, просто любуясь пушкинским миром, собственно, подтвердила то, что и так прекрасно знали все ее представители, будучи плоть от плоти русского способа «чувство-мыслия». Замечательно и то (и об этом не лишне вспомнить именно сейчас), что младое поколение этих философов спасали для нас Пушкина, находясь далеко за пределами России, будучи высланными из нее на так называемом «философском пароходе». Для них, а оказалось и для нас, — Пушкин спас и сохранил родину; это был даже не мост, который символически соединял старую, пушкинскую и новую, советскую Россию, конечно, по мифологии последней, наконец-то, открывшей всю истину в поэте и давшей Пушкина народу, — это было продление самого материка России далеко за пределы ее физических границ: несмотря на расстояние, окунувшись, возвратившись к Пушкину, можно было смело ставить ногу в любом месте — и сразу обнаруживалась родная почва, твердь под ногами.

Поэтому Пушкин не «почвенник», как писал о. Сергий, он — сама почва, основа. Без его элемента она легко может разверзнуться, уйти из-под ног, что уже не раз бывало в послепушкинской эпохе; без него, Пушкина, обнажатся такие пропасти и зияния, из которых, опять-таки, без пушкинской крепкой руки и не выбраться.

Литература и комментарии

1. Достоевский Ф. М. Дневник писателя // Ф. М. Достоевский. Полн. собр. соч. в тридцати томах. Том 26. Л., 1984.

2. Ильин И. А. О национальном призвании России (ответ на книгу Шубарта) // Вальтер Шубарт. Европа и душа Востока. Пер. с нем. М., 1997.

3. Ильин И. Пророческое призвание Пушкина // Пушкин в русской философской критике. М., 1990.

4. Соловьев В. Значение поэзии в стихотворениях Пушкина // Пушкин в русской философской критике. М., 1990.

5. Соловьев В. Судьба Пушкина // Пушкин в русской философской критике. М., 1990.

6. Розанов В. В. Возврат к Пушкину (К 75-летию дня его кончины) // Василий Розанов. Сочинения. М., 1990.

7. Мережковский Д. Пушкин // Пушкин в русской философской критике. М., 1990.

8. Булгаков С. Жребий Пушкина // Пушкин в русской философской критике. М., 1990.

9. Гальцева Р. По следам гения. Вступительная статья // Пушкин в русской философской критике. М., 1990.

Тайны русского слова: Пушкин

Для начала разговора приведем часть высказывания о русском языке религиозного философа Ивана Ильина, которое мы полностью воспроизвели ранее в другом разделе книги (см. стр. 199 настоящего издания): «Именно язык наш провел эту черту между русским народом и западными — и привел к тому, что запад нас не знает, но особенности наши признает; в чем эти особенности — не знает, в нашей истории и в нашей культуре не разбирается; но о нас, о России, о ее народе, о его судьбе — судит, рассуждает; и за нас, и безнас решает» [1, 368].

Это реальный водораздел, настоящая граница между «мирами», которую чрезвычайно трудно преодолеть. И конечно же, говоря о Пушкине, о его воздействии на русскую литературу, о ее восприятии на Западе, мы обязаны анализировать сформировавшееся, благодаря во многом его усилиям, поразительное единство русского языка, религиозных воззрений и особой русской ментальности.