Пушкин. Духовный путь поэта. Книга вторая. Мир пророка

Безусловно, отдельные суждения, поэтические тексты, исторические сочинения (Ломоносов, Державин, Карамзин) в до-пушкинской традиции существовали, но не были тенденцией, не превращались в устойчивый интерес всей культуры. Не будет преувеличением сказать, что этот интерес опять-таки начинается с Пушкина. Причем, это стало не только предметом его сочинений, художественного и исторического отображения, но и предметом его интеллектуальных размышлений, работы ума.

* * *

Трудно вообразить скорость, с которой Пушкин реформировал и сам язык и саму культуру, так как общество с первых шагов его деятельности получило от него уже готовый результат — сформированную русскую языковую картину мира, которой до него в таком объеме и богатстве и не было. Он по сути перевел весь последующий пласт русской культуры (в языковом отношении) в регистр художественности, казалось, не оставив места для философствования и метафизики. Последующие русские гении только разрабатывали то, что он вспахал, поднял в своем творчестве.

Вот это опредмечивание русской жизни в русское же слово дало феномен непревзойденного единства. А. В. Михайлов очень точно писал о пушкинской традиции в том числе как об «интуиции целостности», на что мы не раз ссылаемся в своей работе, учитывая принципиальную важность данной формулы. И интуиция упомянута здесь не случайно — не было еще к тому времени рациональной основы создания эпистемологии русского языка ни у одного деятеля русской культуры. Пушкин выполнил роль, какую в немецкой культуре выполнили Гете и Шиллер, а также Гердер — они разъяснили и определили основные задачи и условия дальнейшего развития немецкого языка. Того языка, на который Лютером была переведена Библия, то есть изначальный задел универсального рода был сделан.

Немецкие гении только шлифовали массив немецкого языка. Основная работа была выполнена ранее. В то время как Пушкину надо было по сути исполнить всю эту работу с начала, несмотря на мощный массив древнерусской литературы, несмотря на протопопа Авва кума, Ломоносова, Державина, Фонвизина и ряд других авторов.

Он не избегает аналитичности (вся его проза построена во многом на этом), дизъюнктивности, но все это находится внутри капсулы более целостного понимания и описания действительности. У него нигде не торжествует его собственная авторская точка зрения — нет диктата стиля, нет приверженности какой-то одной точке зрения. Можно на привычном философском языке назвать это исконной онтологичностью мышления и творческого дара (которые выступают неразделимо) Пушкина. Но в том-то и дело, что его онтология, то есть понимание, описание и оценивание самых главных сущностей мироздания, устроены совершенно по-особому и решительно отличаются, например, от онтичности Гоголя или же Достоевского.

В чем же видим мы это отличие, чем оно так принципиально важно для понимания всех аспектов творческого мира писателя? Во-первых, эта его онтичность возникает вне всякой видимой интеллектуальной и культурной традиции. Мы можем, конечно, сделать очередные учтивые поклоны в сторону чуть ли не тысячелетней истории русской литературы, отчетливо понимая, что эта история, хотя и была велика в отдельных своих проявлениях, но в целом она не имела характера сложившейся эстетической системы с явно видимыми этапами развития, освоением накапливаемого опыта, сочетанием учителя и учеников (в художественном смысле). Вовсе нет, в этой истории каждый раз сама литература и ее прикосновение к каким-то иноземным источникам (болгарским, византийским) производится как бы впервые и сызнова, или же повторяет на русском материале исходный образец. Да и многим безымянным авторам древнерусской литературы нет и дела до какого-то конкретного автора (вообще понятие автора по существу в русской культуре необходимо соотносить с именем Пушкина), они придерживаются канона, определенных правил в области описания жития святых, старцев, но и канон и правила не воспринимаются как эстетическая традиция. Более того, само понятие традиции чуть ли не враждебно для подобного рода деятельности древнерусских авторов.

Ниже мы поговорим о миросозерцательных причинах такого подхода, но сейчас продолжим разговор об особой онтичности Пушкина. Помимо акта «первоназывания» (в эстетическом смысле, конечно) предметов, явлений русской жизни, эмоций, психологических нюансов, переживаний и пр. и пр., Пушкин представляет в своем творчестве сразу в завершенном как бы виде весь набор принципиальных сущностей русской культуры. Это отказ от индивидуализма, это понимание исторической связи между прошлым и настоящим страны, это открытие своей культуры для самих себя (самостоятельность, оригинальность и выявленная субъектность) и для всего мира.