Пушкин. Духовный путь поэта. Книга вторая. Мир пророка

Явление Пушкина невозможно объяснить какими-то закономерностями культурно-исторического порядка национального свойства, что в общем мы наблюдаем в рамках западной культуры, где не просто происходит смена одной культурной парадигмы другой (со всеми эксцессами на грани перехода) — раннехристианский реализм, готика, барокко, классицизм, романтизм и т. д., но это отражение сложного взаимодействия многочисленных факторов бытовой, психологической, религиозной, и иной линии развития общества и человека. При всей невидимости происходящих изменений, происходило накапливание содержательных вопросов конкретно-мировоззренческого прежде всего плана, что вызывало к жизни отражение данных процессов в искусстве.

Как мы отметили чуть выше, принципиальное отличие России как цивилизации (и культуры как основной части этой цивилизации) заключается в том, что она изначально ориентирована на совершенно иной тип гносеологии. Можно сказать более определенно — у нее фундаментально другая гносеология. Она даже и не гносеология вовсе, а сложное переплетение собственно познавательных элементов, аналитически размытых допущений об устройстве и функционировании бытия, выдвижение в этой системе познания на первый план эмоционально-чувственных и неконкретных в плане индивидуализации оценочных элементов. При этом эмоционально-чувственные и оценочные скрепы этой познавательной идеологии являются крайне подвижными, лишенными какой-то определенности и очевидности с точки зрения формализованной логики.

* * *

Одной из немногих фигур в России, которые демонстрировали напряженное мыслительное отношение к действительности и в том числе к важнейшим вопросам российской цивилизационной парадигмы, и тем самым находился в известном противоречии с существующей традицией, был П. Я. Чаадаев [4]. Фигура значительная в истории развития русской философии, без анализа деятельности которой невозможно обойтись, рассуждая о становлении «метафизических идей» в России в начале XIX века. Нам же интересны его взаимоотношения с Пушкиным, поскольку их полемика, их обмен мнениями о судьбах России, восточном христианстве, о специфике русского духа стали одними из определяющих для всей глубинной линии укрепления метафизики (в пушкинском смысле) в русской культуре.

Чаадаев по главному содержанию своей философии был как бы и вне всякой русской традиции. Мало того, что он отказывал прошлому России — в историческом и культурном смыслах — во всяком значении и влиянии на европейскую культуру, но он не видел и никакой перспективы для нее и в дальнейшем. Этот запредельный негативизм стал в определенном отношении в дальнейшей истории философии в России визитной карточкой западно-ориентированных мыслителей, либералов в самом хорошем смысле этого слова. Не находя ничего позитивного и определенного, оформленного и содержательного в отечественной истории и культуре, они безусловно склоняли свою голову перед достижениями Запада и требовали, по существу, только одного — каким-то образом догнать, настичь ушедший вперед Запад, в том числе и в области духа.

В философии это называется а п о ф а т и к о й. Подробное представление об апофатике мы обнаруживаем у П. Кузнецова, на идеи которого мы ссылались в предыдущих главах книги. Вот что он пишет на этот счет применительно как раз к фигуре П. Я. Чаадаева: «…Главная историософская тема „русских католиков“, и прежде всего Чаадаева, — религиозное оправдание исторического творчества и духовной активности. Попытка критического самопознания в „царстве недумания“ была предпринята именно для того, чтобы в отеческий мир благодатной безответственности и очаровательной невменяемости, где все как бы отвечают друг за друга, но никто не отвечает за себя — внести идею религиозной и моральной ответственности, в бытовое исповедничество — осмысление и понимание, в мутную хаотическую жизнь — форму, уважение к себе и чувство собственного достоинства» [5, 28].

Трудно не согласиться с такими формулировками и оценкой доминанты концепции Чаадаева. Лишь мелочь останавливает внимание — существующая разница между интеллектуальными усилиями, произведенными в одном и том же направлении, но с разными результатами и с использованием различных форм и приемов доказательства — в основном в рамках логико-аналитических построений — у Пушкина и Чаадаева.