Пушкин. Духовный путь поэта. Книга вторая. Мир пророка

При всей сохранившейся внешней религиозности общество западного типа (в тех еле заметных и больше обрядово-культовых привычках) — это общество, которое неуклонно шло к атеизму. Предельная уверенность в способности самого человека определять свою жизнь и все ее аспекты по сути отменяет некое внешнее воздействие или регулирование жизни западного человека. «Бог мертв» — заявлял еще Ницше, но современная культура похоронила его совместно со всеми проявлениями в области этики и морали, проистекающих прежде всего из религиозной сферы. Современный западный человек — это постхристианский человек. Это новая форма свободы человека, освобождения от прежних ограничений в области обыденного поведения, в переступании через общепринятые нормы морали семейной, общественной и индивидуальной, частной жизни, как они складывались на протяжении двух тысяч лет христианства.

Современный постмодернистский человек более никому и ничему не обязан своими «хотениями» и желаниями. По-своему Достоевский получил известного рода жизненную иллюстрацию своих наиболее расчеловеченных героев. Но они — Смердяков, Свидригайлов, Ставрогин, Валковский — реализовывались по тренду очевидного и явного противопоставления себя существующим нормам и правилам общества. Они понимали себя как неких «сверх-человеков», но очевидно отступали от существующих установлений и норм морали и поведения. Это было заметно и видно и им самим и окружающим. Это был грех своеволия на фоне рационально определенных нравственных законов общества, замешанных так или иначе на религиозной доктрине.

Современный человек во многом и не отдает себя отчета, ч т о именно он нарушает. Его нравственная относительность, выступающая в виде отсутствия уже и базы этой нравственности, даже и не предполагает какую-либо рефлексию над понятиями добра и зла, он поступает так, потому что «открыты врата», предоставлена такая возможность. То есть возникла освященная в известном смысле благосклонностью общества и современной культуры ситуация все большего углубления такого человека во все большие именно что глубины исследования своих инстинктов, нарушения табу, которые и не воспринимаются как табу — в с е можно.

Безусловно, что основная масса людей Запада (в широкой парадигме — как акцентуация ситуации постмодерна) продолжает следовать правилам и установлениям морали, как это делали их родители, родители родителей и т. д. Но — тенденция очевидна и становится все более мощной. Немотивированный сохранением своего внутреннего человеческого достоинства и самобытности нравственного Я, современный человек просто напросто н е в и д и т границ своих поведенческих девиаций и морально-чувственных наслаждений, прежде всего в сексуальной сфере.

Этот человек опасен и тем, что собственная его жизнь, ограниченная всего лишь его наличным кратким бытием, сконцентрированная на получении экстра-сильных чувственных ощущений, приводит его к ситуации, когда он не видит никакой нужды в соблюдении прав и жизни других людей, а фактически относящимся к ним, этим другим людям, всего лишь как к инструменту для реализации своих фантазий и страстей и известную помеху в случае, если эти люди будут мешать реализации его желаний. Т а к о й человек не очень долго будет задумываться над тем, чтобы сохранять жизнь иных людей или смотреть на эти жизни как на некую ценность, поэтому, исчерпав свой наличный жизненный потенциал, пригасив и уничтожив остроту восприятия жизни через ее чувственную сторону, он легко может согласиться (и даже будет уверенным в том) на всеобщую гибель, на устроение некого Армагеддона на земле.

Своеволие и отсутствие нравственных ограничений превращают подобного человека в безусловное не-человеческое существо, стремящееся к уничтожению, хаосу, распаду и смерти. Гениальные психоаналитики увидели это еще на рубеже XIX и XX веков, ну, а первым об этом рассказал Федор Достоевский.

Русский же человек, несмотря на официальную концепцию атеизма, насаждаемую в советскую эпоху, сохранил безотчетное религиозное чувство, которое не имело никакого отношения к его внешней жизни. (Мы говорим сейчас не о тотальном явлении, и в Советской России немало было реальных атеистов — мы говорим о сохранившемся типе русского религиозного человека).

Интерес Пушкина к русской древности проистекает именно от этого чувства единства всех со всеми и неразрывности всей русской истории. Конечно, будучи человеком нового — XIX века, Пушкин несет в себе и потребности новой эпохи: требование личной свободы, независимости, отсутствие полицейского произвола и преследования властями.