Пушкин, потомок Рюрика

Робкий «дождик» перерос в настоящий ливень во времена англо-французской войны за Канаду (1750–1760) и позже (в 1770-е), когда юная своенравная Америка отстаивала свою независимость от «опекунши» — «доброй» старой Англии.

События эти, происходившие столь далеко от российской глубинки, волей случая послужили рождению одного из богатейших «дворянских гнезд». В калужском имении Афанасия Гончарова вырос великолепный дом-дворец, окруженный садами и парками. В заповедных рощах паслись стада оленей. На конном дворе иноземные берейторы выезживали породистых скакунов. Были заведены и оранжереи, откуда к барскому столу подавались свежие ананасы. Словом, в таком имении не зазорно было принять и саму императрицу.

Екатерина II, возвращаясь из своего путешествия в Казань, сделала остановку в Полотняном Заводе. Царственная гостья провела там три дня в декабре 1775 года и осталась довольна оказанным ей пышным приемом. А в награду Афанасию Гончарову вкупе с пожалованной ему золотой медалью даровано было право именоваться «поставщиком двора Ее Императорского Величества».

В память о тех днях была заказана в Берлине бронзовая статуя Екатерины II. Но к тому времени, когда ее надлежало установить, у тогдашнего владельца Полотняного Завода Афанасия Николаевича (внука Афанасия Абрамовича) средств исполнить задуманное уже не было. Афанасий Николаевич сумел промотать фамильное состояние, оцененное в три с половиной миллиона, да еще оставить полуторамиллионный долг.

Внучки Афанасия Николаевича, в их числе и любимица Наташа, росли бесприданницами. И «бронзовая бабушка», как называл статую Александр Пушкин, назначенная в приданое Натали, должна была пойти на переплавку. Но Александр Сергеевич отнесся великодушно к статуе императрицы, оказавшейся, по его словам, «прекрасным произведением искусства»: «…посовестился и пожалел уничтожить ее ради нескольких тысяч рублей…»

…И спустя годы, благодаря былому заступничеству поэта, бронзовая Екатерина II была торжественно водружена на Соборной площади Екатеринослава (нынешнего Днепропетровска). После революции статую императрицы перенесли во дворик городского исторического музея. А в ноябре 1941 года немецкая трофейная команда вывезла «бронзовую бабушку» в Германию, и следы ее затерялись…

Екатерине Великой, которую поэт называл благодетельницей гончаровского семейства, пришлось некогда разрешать долгую семейную тяжбу родных Пушкина. Ей писали жалобы, «к стопам Всепресветлейшей и Державнейшей государыни» припадали разобиженные друг на друга супруги — Осип Абрамович и Мария Алексеевна. И государыня мудро решила дело в пользу малолетней Надежды Ганнибал и ее покинутой матери. Как знать, сколь много значил в будущем этот, казалось бы, ординарный указ Екатерины!

Пути императрицы и поэта незримо пересеклись еще однажды. Сохранилось предание, что в церкви Большого Вознесения, где венчалась чета Пушкиных, ранее тайно венчалась Екатерина II с графом Потемкиным, и над молодыми — Александром и Натали, — держали те же царские венцы[89].

Но вернемся вновь к достопочтенному основателю гончаровского имения. Достойный сожаления факт: ни семейные, ни исторические хроники не упоминают имени супруги Афанасия Абрамовича, матери четырех его детей. Так и осталось неизвестным, какого была она роду-племени. Это безымянная ветвь в генеалогическом древе Гончаровых…

На склоне лет Афанасия Абрамовича поджидали горестные утраты. Один за другим умерли в цветущем возрасте его дети: дочери Христина и Евгения, сын Афанасий. И тогда старший Гончаров, дабы упрочить все нажитое им богатство, объявил все свои поместья, а также полотняные, бумажные и чугунолитейные заводы и фабрики майоратом — неделимым имением с правом его наследования старшим в роду.

Сын Афанасия Абрамовича — Николай Гончаров, секунд-майор, всего на год пережил отца, скончавшегося в 1784 году. И во владение дедовскими вотчинами вступил двадцатипятилетний наследник — Афанасий Николаевич.

Что за праздная жизнь настала тогда в Полотняном! Роскошные пиры сменялись маскарадами, конные выездки — охотничьими забавами в окрестных рощах; пенились дорогие вина в тонких хрустальных кубках, изысканные наряды дам отражались в зеркальных анфиладах дворца. И лишь с парадного портрета в гостиной все так же величаво и бесстрастно взирал на безумства своего отпрыска Афанасий Абрамович, держа в руке драгоценное послание Петра, словно напоминание о своих великих трудах.

Надо отдать должное владельцам Полотняного Завода. Семейные реликвии — а помимо писем Петра I были и грамота императрицы Елизаветы, коей государыня жаловала Афанасию Абрамовичу Гончарову в 1744 году «за размножение и заведение парусных и бумажных фабрик» чин коллежского асессора, а значит, и право на потомственное дворянство, и указ Екатерины II, подтверждавший это дворянство, — свято хранились в особой, защищенной от пожара комнате.