Пушкин, потомок Рюрика

«Прощание их было самое задушевное, и много толков было потом у Карамзиных о непонятной перемене, происшедшей с Лермонтовым перед самым отъездом, — вспоминала Александра Арапова, дочь Наталии Николаевны от ее брака с Петром Петровичем Ланским. — Ему не суждено было вернуться в Петербург, и, когда весть о его трагической смерти дошла до матери, сердце ее болезненно сжалось. Прощальный вечер так наглядно воскрес в ее памяти, что ей показалось, что она потеряла кого-то близкого! <…>

Мать мне тогда передала их последнюю встречу и прибавила: „Случалось в жизни, что люди поддавались мне, но я знала, что это было из-за красоты. Этот раз это была победа сердца, и вот чем была она мне дорога. Даже и теперь мне радостно подумать, что он не дурное мнение обо мне унес с собой в могилу“».

«Победой сердца» назвала Наталия Николаевна свое знакомство с Лермонтовым. Ведомо было и Пушкину, что у его Наташи «пречуткое сердце», как писал он в одном из писем.

Долго, очень долго образ жены поэта живописался в холодных, темных тонах: кокетливая светская дама, не отличавшаяся никакими особыми достоинствами, кроме своей блистательной красоты. Граф В. А. Соллогуб вспоминал, какое неизгладимое впечатление произвела на него встреча с Наталией Пушкиной: «…Ростом высокая, с баснословно тонкой тальей, при роскошно развитых плечах и груди, ее маленькая головка, как лилия на стебле, колыхалась и грациозно поворачивалась на тонкой шее; такого красивого и правильного профиля я не видел никогда более <…>

В Петербурге, где она блистала, во-первых, своей красотой и в особенности тем видным положением, которое занимал ее муж, — она бывала постоянно и в большом свете и при дворе, но ее женщины находили несколько странной. Я с первого же раза без памяти в нее влюбился; надо сказать, что тогда не было почти ни одного юноши в Петербурге, который бы тайно не вздыхал по Пушкиной; ее лучезарная красота рядом с этим магическим именем всем кружила головы; я знал очень молодых людей, которые серьезно были уверены, что влюблены в Пушкину, не только вовсе с нею незнакомых, но чуть ли никогда собственно ее даже и не видевших».

Впрочем, и красоту эту ей, как правило, вменяли в грех, наряду с прочими «деяниями», приписываемыми молвой.

Еще при жизни Александр Сергеевич сокрушался, «что бедная моя Натали стала мишенью для ненависти света». Тогда повод для злословья был иным. «Повсюду говорят, — сетовал поэт в письме к П. А. Осиповой в октябре 1835 года, — это ужасно, что она так наряжается, в то время как ее свекру и свекрови есть нечего и ее свекровь умирает у чужих людей. Вы знаете, как обстоит дело. Нельзя конечно сказать, чтобы человек, имеющий 1200 крестьян, был нищим. Стало быть, у отца моего кое-что есть, а у меня нет ничего. Во всяком случае, Натали тут ни при чем, и отвечать за нее должен я».

Поистине гражданский подвиг совершили писатели И. М. Ободовская и М. А. Дементьев, ныне уж почившие, первыми взявшие на себя труд расчистить завалы лжи, наговоров, кляуз (и Бог знает, чего еще!), нагроможденные вокруг имени жены поэта. Подобно реставраторам, удалось им снять аляповатые наслоения, и образ Наталии Гончаровой вновь воссиял своей дивной красотой и душевным обаянием.

Жена поэта, его Наташа, являла собой редкостное сочетание красоты, кротости и великодушия — «чистейшей прелести чистейший образец». Вспомним, что именем Натали осенена была знаменитая Болдинская осень — время высочайшего взлета пушкинского гения.

«Первой романтической красавице» Наталии Гончаровой суждено было стать продолжательницей и хранительницей пушкинского рода. Свою жизнь, всю, без остатка, посвятила она детям, сумела воспитать их достойными имени великого отца, оставила по себе добрую память в семьях внуков и правнуков. Любящая, заботливая жена, преданная мать, добрая сестра — такой предстает Наталия Николаевна в своих письмах, в воспоминаниях детей и друзей семьи Пушкиных.

«Жена моя прелесть, и чем доле я с ней живу, тем более люблю это милое, чистое, доброе создание, которого я ничем не заслужил перед Богом», — признавался Пушкин Наталии Ивановне, матери Наташи, уже после нескольких лет супружества.

«Гляделась ли ты в зеркало, и уверилась ли ты, что с твоим лицом ничего сравнить нельзя на свете, — а душу твою люблю я еще более твоего лица…» Стоит лишь вчитаться в письма поэта, написанные им в разные годы своей «царице», «мадонне», чтобы понять: Пушкин счастлив был в своей семейной жизни, и не вина Наталии Николаевны, а беда, что ранняя смерть мужа так скоро разлучила их…

«Многие несли к ее ногам дань своего восхищения, — вспоминала графиня Долли Фикельмон, — но она любила мужа и казалась счастливой в своей семейной жизни».