Пушкин путешествует. От Москвы до Эрзерума

Вот как воспоминала о том Мария Каменская, урожденная графиня Толстая: «Весь грот, снаружи и внутри, был уставлен тропическими растениями. Плиту над телом покойного мужа графиня всякий вечер убирала своими руками богатейшими цветами. Но ей этого было мало; так как половину ночи она проводила в гроте, где было темно, то ей захотелось украсить так могилу своего Адольфа, чтобы и ночью она поражала своею красотою. И вот графиня придумала для этого такой способ: она стала приказывать деревенским девчонкам и мальчишкам собирать для нее светящихся червячков и, говорят, платила за них по пятиалтынному за штуку… И поползет живая иллюминация, переливаясь фосфорическим светом, по пальмам, розам и лилиям! А графиня сидит в гроте далеко за полночь, любуется этой картиной, обливается горючими слезами и со своим Адольфом разговаривает. Наконец, видно, ей спать захочется; пойдет домой отдохнуть, а мальчишки и девчонки караулят ее, и как только она уйдет, все шасть в грот! И давай опять собирать своих червячков. и опять продадут графине».

Не одни ребятишки подсмеивались над неутешной вдовой. Развлекалась и студенческая братия: «Приходит графиня; как всегда плачет, рыдает и упрекает обожаемого супруга за то, что он покинул ее одну на белом свете… И вдруг из недр земли страшный замогильный голос отвечает:

– Я здесь, я жду тебя, приди ко мне!..

Быстрее молнии улепетнула вдова из грота, студенты с громким хохотом убежали восвояси по Адольфовой аллее…»

Так ли то было в действительности либо высокие чувства графини, недоступные обывателям, стали причиной их же недоброжелательности?

Столь необычная скорбь вдовы-графини вызывала у петербуржцев не только благородные чувства сострадания и благоговения, но и. насмешки.

И все-таки история вынесла свой вердикт – скорбь и слезы экзальтированной вдовы не были рассчитаны ни на внешний эффект, ни на сочувствие общества. Спустя много лет, умирая, Варвара Петровна завещала сыновьям перенести прах графа Полье на место своего будущего упокоения.

Впервые Пушкин упоминает о графине в письме к невесте в июле 1830-го: «Завтра начну делать визиты вашим родным. Катерина Ивановна в Парголово (чухонской деревушке, где живет графиня Полье)».

Через несколько дней из Петербурга в Москву к невесте летит еще одно письмо: «Я еще не видел Катерины Ивановны, она в Парголове у графини Полье, которая почти сумасшедшая – спит до 6 часов вечера и никого не принимает».

Великое благо, что будущее неведомо смертным, – не дано было знать жениху-поэту, что кавалерственной даме и фрейлине императрицы Екатерине Ивановне Загряжской вновь выпадет схожая печальная миссия: утешать любимую племянницу, вдову Наталию Пушкину.

Однажды поэт с женой и свояченицами нанес визит графине-вдове в Парголово, где вместе со своей приятельницей жила и тетушка Загряжская. Подтверждением тому и письмо Надежды Осиповны дочери Ольге в Варшаву: «С тех пор, что мы в Павловском, Александр не подает признаков жизни; по слухам я знаю, что они веселятся, были в Петергофе и в Парголове у графини Полье».

Надо думать, тогда же поэт поклонился и праху Адольфа Полье.

В марте 1834-го Пушкин помечает в дневнике: «Из Италии пишут, что графиня Полье идет замуж за какого-то принца, вдовца и богача. Похоже на шутку; но здесь об этом смеются и рады верить».

А вот поэт из Михайловского в сентябре 1835-го спрашивает жену:

«…Графиня Полье вышла наконец за своего принца?»

Княгиня ди Бутера

Слухи подтвердились, но не так скоро: лишь в 1836-м Варвара Петровна обвенчалась с Георгием Вильдингом, князем ди Бутера, чрезвычайным посланником Королевства Неаполя и обеих Сицилий в Петербурге.

Чета Пушкиных не раз бывала в особняке неаполитанского посланника на званых вечерах и балах, где супруга поэта Наталия Николаевна, как, впрочем, и везде, блистала своей красотой и где дамы исправно направляли свои лорнеты в ее сторону, стараясь не пропустить ни мельчайшей подробности. Ведь в салоне княгини, словно на театральных подмостках, раскручивалась любовная интрига!

К слову сказать, «декорации» отличались великолепием: дворец княгини называли «волшебным очаровательным замком»! Анфилада роскошных салонов утопала в зелени и невиданных заморских цветах, источавших благоухание, все было напоено музыкой, – играл «потаенный» оркестр. А в большой зале, представленной в виде храма огня, гости замирали от восхищения: казалось, что она пылала, и в ее беломраморных с позолотой стенах отражались отблески невидимого пламени.

Гостья княгини, фрейлина Мария Мердер, вспоминала: «В толпе я заметила Дантеса. через минуту он появился вновь, но уже под руку с госпожой Пушкиной. До моего слуха долетело: “Уехать – думаете ли вы об этом – я не верю этому – это не ваше намерение”. Выражение, с которым произнесены эти слова, не оставляло сомнений насчет правильности наблюдений, сделанных мною ранее, – они безумно влюблены друг в друга!..»