Пушкин – Тайная любовь

Ножка, как видим, – правая: по ощущению самого Пушкина, Карамзины «топтали» его тогда по поводу его отношений с Екатериной Бакуниной справедливо, правильно. Ругали, вразумляли они его, конечно, оба. Но, вероятно, лично общавшаяся с принесшей в дом пушкинскую записку и безутешно рыдавшей на ее плече Бакуниной мягкосердечная Екатерина Андреевна – даже больше. Возможно, как переживающая за Пушкина как за собственного ребенка женщина, – эмоциональнее.

Суть тогдашних карамзинских аргументов в связи с этой запиской изложена Пушкиным на этом же листе в написанной его левой рукой (то есть так думает о себе вроде как не он сам!) французской фразе: «Я не очень красив и не очень умен». И сегодняшние мы с вами в подобной ситуации на месте супругов Карамзиных вряд ли нашли бы аргументы более простые и убедительные. Таков ли, мол, на самом деле неотразимый красавец Пушкин, чтобы воображать, что в него должны быть влюблены все барышни поголовно? Да и есть ли у него к тому же ум, если он не понимает, что компрометирует в глазах окружающих (в основном проводящих лето в Царском Селе придворных) девушку, приготовляющуюся к службе у самой императрицы? Если он по-настоящему любит Екатерину, то зачем наносит вред ей и ее нуждающейся в материальной поддержке двора семье? И нисколько не заботится о собственной репутации, хотя намеревается вступить в царскую службу не где-нибудь, а в коллегии иностранных дел?..

Правоту взрослых аргументов «усыновившемуся» супругам Карамзиным юноше вслух приходится признать. Но остатки обиды, нанесенной его молодому самолюбию, как бы помимо его воли осаждаются на листах его рукописи. На листе 47 у 53-летнего пастуха Карамзина, как уже было отмечено, уныло повис детородный орган: мол, сам историограф уже не в силах «бегать» за молодыми красавицами, так и злобствует – забыл самого себя в теперешнем пушкинском возрасте, а то и просто завидует могучему в половом отношении молодому человеку.

Супруга Карамзина Екатерина Андреевна на соседнем листе 48 пушкинской рукописи – Катерина-балерина. Балансирует на цирковом канате: смущает бывающих в ее доме мужчин тем, что обращается с ними как и с собственным мужем – одинаково ровно, прохладновато. Обманчивая поза ее «юбки» с ножками в балетных тапочках все продолжает «путать» пушкинистов, которым в этом рисунке чудится присутствие то профессиональной танцовщицы Авдотьи Истоминой, а то почему-то даже драматической актрисы Екатерины Семеновой…

На самом же деле в штриховке юбки Катерины-балерины запечатлены три или даже четыре уже известные нам тайны. Читать их неудобно, поскольку они записаны в два слоя. Первый из них – «мужской», посвященный тайнам Карамзина и самого Пушкина. По вертикали юбки у левой ноги фигурки Екатерины Андреевны наш иронический график зафиксировал «Самую страшную тайну Карамзина»: я битъ его кнутомъ не за его жену, а за Катерину Бакунину».

По юбке у правой ноги танцовщицы и самому низу ее подола Пушкин расписывает собственную тайну: «МнѢ не въ чѢмъ каяться. Я не писалъ ей записки». Да, он виноват, но вовсе не в том, что приставал с любовными признаниями к добропорядочной женщине, матери многодетного семейства. Хотя по условиям игры, затеянной Карамзиным по поводу пресловутой записки, он не имеет права говорить в обществе о своей невиновности. Более того – он просто обязан признаваться в том, что эту записку Екатерине Андреевне посылал. И виниться в своей глупости и самонадеянности перед нею и ее мужем на глазах у всех по поводу этой истории любопытствующих.

Фрагмент ПД 829, л. 48

Фрагмент ПД 829, л. 48

Фрагмент ПД 829, л. 48

Второй слой юбки – тайны женские. У пояса танцующей фигурки записана обозначенная по подолу и левому колену «Тайна Екатерины Бакунинай: 25 Мая». По самому низу подола Пушкин досказывает собственную тайну, связанную и с Бакуниной, и с этой датой: «Ту записку я писалъ Бакунинай, а не Карамзиной».