Пушкин – Тайная любовь

Чисто литературные, условные «Темира, Дафна и Лилета» – героини дельвиговского стихотворения «Фани», попавшего в печать в 1822 году, но известного Пушкину с лицейских времен, когда у него начинались отношения с Екатериной Бакуниной, Натальей Кочубей и Жозефиной Вельо. По иронии судьбы со временем эти дружеские строки для Пушкина сделались как бы провидческими, пророческими. Его цитата из старого стихотворения Антона Дельвига – попытка, намекнув именами Темиры и Лилеты на двух собственных реальных пассий, уверить свою любимую девушку Бакунину в как бы незначительности, мимолетности для него самого скандально-громкого эпизода его доссылочных отношений с женщинами семейного клана Севериных-Вельо – Софьи с Жозефиной и их тетки мадам Теппер. Мол, пусть Екатерина точно знает, что эти женщины, двух из которых уже нет на свете, в его душе для нее – точно не конкурентки.

Чего поэт добивается высказыванием на публику своих старых личных обид? Раз до сих пор помнит о них, значит, по-прежнему неравнодушен к своей обидчице Бакуниной и своими стихами хочет спровоцировать ее хоть на какую-то реакцию. Годы идут… Он – далеко от нее, в ссылке. Ничего не знает о ней. Пусть ей станет хотя бы просто жалко терять такого давнего верного поклонника. Чем черт не шутит, а вдруг и она на фоне своих любовных неудач вспоминает о нем, но по женской своей скромности (или гордынюшке?) не решается подать ему об этом какой-либо знак?..

Глава 10. О роли перехваченной бандероли

В первой главе романа «Евгений Онегин» всего так много, что «бакунинские» места легко теряются, не привлекают к себе досужего интереса. Но привлекут ли они к себе интерес самой Бакуниной? Вернее всего для автора было бы, конечно, преподнести ей свое творение в дар. И Пушкин даже, представляется мне, пытается выйти на контакт со своей пассией по этому поводу. Конкретный шаг в этом направлении предпринимает 18 июля 1825 года, во время своей михайловской ссылки. Чем именно запомнился ему этот день? Да тем, что тогда у него случился очередной конфуз – совершенно дурацкая, впоследствии растиражированная Анной Керн (1800–1879) история с назначением ею самой себя в его музы.

Ее тригорское кокетничанье с поэтом (а еще более усердное – с младшим ее на пять лет симпатичным парнем, ее собственным кузеном Алексеем Вульфом) с его точки зрения вовсе ведь не было достаточным поводом для преподнесения ей написанной не о ней книги, а тем более – посвящения ей стихов. Если повспоминать, Пушкин терпеть не мог писания дежурных мадригалов и всячески уклонялся от «чести» заполнения дамских светских альбомов. В четвертой главе «Евгения Онегина», над которой работает до конца того самого 1825 года, он по свежим следам конфуза с Анной Петровной, что называется, от души возмущается:

XXX

Но вы, разрозненные томы
Из библиотеки чертей,
Великолепные альбомы,
Мученье модных рифмачей,
Вы, украшенные проворно
Толстого кистью чудотворной
Иль Баратынского пером,
Пускай сожжет вас божий гром!
Когда блистательная дама
Мне свой in-quarto подает,
И дрожь и злость меня берет,
И шевелится эпиграмма
Во глубине моей души,
А мадригалы им пиши! (VI, 86)

По собственной инициативе посвящения Пушкин пишет лишь в исключительных случаях. Из женщин – разве что фрейлине Александре Смирновой-Россет, которой даже подарил специальный альбом, чтобы она, обладающая зорким творческим глазом, писала в нем свои интересные заметки и воспоминания. Для заставшей его врасплох своим пением романсов на его стихи Марии Голицыной с явной неохотой «оторвал» начальные восемь строк от стихов «Давно об ней воспоминанье…», написанных в память Жозефины Вельо, – мол, она, покойная, на него за это обидеться уже не сможет. Имениннице Елизавете Ушаковой запросто передарил стихотворение «Вы избалованы природой…», которое писал для Анны Олениной – обе эти девушки одинаково не играли решающей роли в его личной судьбе…

Екатерина Бакунина – женщина для Пушкина особенная, давно уже им «расписанная». Хотя, возможно, она даже толком и не представляла, сколько он для нее и о ней в свой доссылочный период написал стихов! Известно, что до самой своей смерти она хранила в тайной шкатулке раритеты своей молодости – пожелтевшие листки с пушкинской рукой переписанным фрагментом стихотворения П.А. Вяземского «Прощание с халатом» и собственный его именинный экспромт-безделку о ней:

Напрасно воспевать мне ваши именины
При всем усердии послушности моей;
Вы не милее в день святой Екатерины
Затем, что никогда нельзя быть вас милей. (II, 125)