В своей книге «На фоне Пушкина» Валентин Семенович Непомнящий рассуждает, в частности, о чисто христианском отношении поэта к институту брака. Причем, отслеживает этот мотив даже в написанной Пушкиным в бессарабской ссылке в 1821 году кощунственной по отношению к религии поэме «Гавриилиада»
[99].В рамках бакунинской темы самой мне почему-то не приходило в голову заглянуть в это «несерьезное» пушкинское творение. Ан, в завершающих поэму стихах, и действительно, даже упоминается «пушкинское» элегическое имя нашей Екатерины Бакуниной – Елена
:Во время написания этой поэмы Пушкину только 22 года. Под «воспитательным» влиянием будущих декабристов он горит желанием участвовать в великих делах по преобразованию Отечества. Как сам отметил на сохраненном в числе немногих листке своего сожженного дневника, 4 мая 1821 года вступил в специально для него сформированную кишиневскими друзьями-офицерами масонскую ложу «Овидий». Однако вскоре обнаружил, что он в ней среди разного рода графоманов – купцов, аптекарей, чиновников… – единственный талант и умник. И понял, что занимающиеся его «уловлением» в масонство старшие товарищи его таки провели, «надули»: от участия в серьезных делах фактически изолировали. И начал дерзить.
То сделает в новом обществе в корне противоречащий иллюминатским воззрениям ученый доклад об исключительно прогрессивном влиянии на развитие России ее правительства. То приколется над самим гроссмейстером «Овидия» генералом Павлом Пущиным густо сдобренными масонской риторикой издевательскими стихами о якобы бурной революционной деятельности того в городке Кишиневе. То ужаснет братьев, людей как-никак верующих, что в ложах низшего уровня, кстати, вполне допускается, атеистическим нахальством своей «Гавриилиады»…
В русле нашей темы в этой поэме интересен лично-пушкинский мотив – то, о чем ее автор сожалеет и о чем молится наперед. Как выясняется в заключительных ее строфах, раскаивается он отнюдь еще не в богохульстве, а только в том, что до тесного общения с Еленой
, под власть которой навеки отдал собственную душу, «был еретиком в любви». И мечтает лишь о «важном браке с любезною женою» – понятно, что со все той же Еленой – своей Екатериной Бакуниной.Причем чувствуется, что говорит Пушкин это от себя всерьез, без ерничанья, которое пронизывает весь предыдущий текст. Контрастный конец поэмы должен был, наверное, подчеркнуть, что все наговоренное автором выше – просто вызов масонскому обществу, доводящая до абсурда его атеистическую в высших степенях посвящения идеологию эпатажная шутка.
Впоследствии поэт бесконечно сожалеет о том, что эта его талантливая пакость быстро разошлась по рукам. Выпрашивает, чтобы сжечь, рукописные экземпляры, о которых ему становится известно. Одергивает почитателей его таланта, которые пытаются напоминать ему об этом его несчастном произведении в его восприятии совершенно глупыми комплиментами…