Пушкин – Тайная любовь

Наивно было бы думать, что у Екатерины Бакуниной от своего дяди не было тайн, и именно потому он не пытается вмешиваться в ее жизнь, еще круче запутывать ее судьбу. Екатерина по характеру своему была девушкой гордой и скрытной. Даже собственной матери не доверила того, что произошло между нею и Пушкиным в мае 1817 года. По-видимому, считала, что только сама может быть хозяйкой своей судьбы. Беда в том только, что Судьба ее так не считала.

Вспомним ассоциативно связанную мыслями с Екатериной Бакуниной пушкинскую повестушку-перевертыш, по-правильному называвшуюся «Мятель», с позаимствованным у Вальтера Скотта сюжетцем. В начале болдинской осени 1830 года наш поэт словно сам для себя проводит сеансы психотерапии: на бумаге переигрывает к лучшему собственные проблемы. Дает счастливо проснуться от кошмара Гробовщику. Женит барского сына Алексея Берестова на «крестьянке» Акулине. Делает барыней бежавшую из дому с любимым дочку станционного смотрителя Дуню Вырину. Позволяет офицеру Сильвио убить своего противника лишь морально…

ПРАВИЛО № 31: халат на пушкинских рисунках – особенная одежда. Она может указывать на: интимность, домашность отношений; восточное происхождение; революционное свободомыслие изображаемых лиц.

Разыгравшаяся в день побега Марьи Гавриловны Р. из родительского дома метель – отражение внутреннего состояния неопытной влюбленной девушки: душевное смятение, временное ослепление и припорошение «снежной» пеленой ее обычно здравого, практичного ума. Не обращая внимания на дурную примету в виде плотной метели, которой героине повести заграждает путь Судьба, она все же отправляется в темное время суток в церковь, чтобы тайно обвенчаться со своим возлюбленным – бедным офицером. И Судьбе в ответ на такое странное для нее упрямство ничего не остается, как только подтолкнуть к странному, неадекватному поступку Бурмина – другого офицера, которого Она изначально Маше в мужья предназначила. Словом, от Судьбы не уйдешь…

Ту их единственную с Пушкиным майскую ночь застигнутая врасплох Екатерина объясняла себе, вероятно, шоком – временным затмением, помрачением собственного ума, потерей дара благоразумия, парализовавшими ее волю. Для Пушкина же та ночь была равносильна официальному браку. Он тогда был серьезен как никогда. Долго и тщательно разрабатывал стратегию и тактику завоевания сердца и тела любимой девушки. Вложил в свои действия максимум находчивости, даже дерзости. И до сих пор искренне недоумевает, отчего Екатерина так долго не может понять ни сама по себе, ни через его обращенное к ней творчество, что это он, Пушкин, – ее Судьба?

Однако вернемся к нашему «Евгению Онегину». После авторской «звездочки», отчерчивающей юность Ольги, на черновом листе с сюитой вышеприведенных рисунков ПД 834, л. 34 об. начинает разворачиваться история вынужденного замужества матери Татьяны – Прасковьи Лариной:

ХХХ

Она любила Ричардсона
Не потому, чтобы прочла,
Не потому, чтоб Грандисона
Она Ловласу предпочла;
Но в старину княжна Алина,
Ее московская кузина,
Твердила часто ей об них.
В то время был еще жених
Ее супруг, но по неволе;
Она вздыхала по другом,
Который сердцем и умом
Ей нравился гораздо боле:
Сей Грандисон был славный франт,
Игрок и гвардии сержант.

ХХХI

Как он, она была одета
Всегда по моде и к лицу;
Но, не спросясь ее совета,
Девицу повезли к венцу.
И, чтоб ее рассеять горе,
Разумный муж уехал вскоре
В свою деревню, где она,
Бог знает кем окружена,
Рвалась и плакала сначала,
С супругом чуть не развелась;
Потом хозяйством занялась,
Привыкла и довольна стала.
Привычка свыше нам дана:
Замена счастию она

. (VI, 44–45)