Пусть растет роза красная

– Так вот система, – продолжил Генри, – это всего лишь дань цивилизации. Вы же заменили хирургов на роботов, и водопроводчиков заменили, а ещё поваров, пожарных, спасателей, психиатров и даже учителей. От этих всех людей тоже зависела ваша жизнь, и вы не захотели её доверять людям, зная, что такое человек. Вы лучше, чем кто бы то ни было, понимаете, что человек бывает слабым, алчным, тупым, безответственным, рассеянным, неуклюжим. И вы уже боитесь его. Я понимаю, такой сегодня мир мы построили. И так же понимаю, что его вряд ли возможно изменить. Поэтому я решил автоматизировать систему так, чтобы и воздухом – жизненно важным ингредиентом для жизни – больше не управлял человек.

– Это всё демагогия, – отмахнулся премьер. – Мне интересно, что Вы скажете на показания свидетеля, который собственными ушами слышал, как Вы собирались осуществить свой чудовищный план. Мистер МакНил любезно согласился предоставить нам такого свидетеля.

– Да, – начальник комитета безопасности встал со стула и повернулся к совету. – Я думаю, многим здесь известный профессор, который недавно сам попал в поле нашего внимания, любезно согласился дать показания, которые приоткроют, так сказать, нам глаза на некоторые аспекты.

– Ваш свидетель заинтересован? – спросил один из членов совета, который только что обращался к Генри.

– Да, – Стив замешкался, – обещано особое отношение при рассмотрении его дела.

– Но тогда как мы можем верить его показаниям?

– Очень просто, – рявкнул премьер, гневно посмотрев на коллегу. – Уважаемый профессор не просто человек с улицы, это наш человек, проверенный перепроверенный. Который за долгие годы сумел доказать свою порядочность и лояльность к системе. Уверен, что если бы не досадное недоразумение, которое с ним случилось, он вполне мог сам вызваться, чтобы раскрыть нам опасного террориста.

Больше никто не возражал премьеру. В зал ввели профессора Ковалевского. Двое охранников, одетых в экзоскелеты, уже сами по себе были грозным оружием, но вдобавок в руках они несли плазменные винтовки – более чем странное оружие, учитывая шаговую длину факела и кучность. Соберись применить такое оружие, охранники бы точно кого-нибудь из совета задели. На это обратил внимание один из верзил – из частной армии совета.

– Не волнуйтесь, – успокоил товарищей премьер, – это больше маскарад. Ни в кого стрелять не будут. Система суда имеет доступ к функциональным нанороботам в теле свидетеля. Любая выходка – и он в ту же секунду превратится в овощ.

– А под чьим руководством находится эта система? – спросил самый активный член совета.

– Такую власть может иметь в руках только один человек, – гордо ответил премьер.

В совете неспокойно зашушукались. Похоже, никому не нравилось нововведение власти. Каждый подумал о себе, о том, что нанороботы давно стали естественной частью почти любого организма. И если у премьера есть такая власть над свидетелем, то наверняка он может получить её и над остальными людьми. Это была опасная и тревожная сенсация.

Тем временем Ковалевский подошёл к столу обвинителя и повернулся к совету. На Генри он не смотрел.

– У Вас есть, что сказать по существу? – с места в карьер начал председатель суда.

– Да, уважаемый совет, – ответил профессор. – Я не питаю тёплых чувств к обвиняемому, ведь именно он отправил меня в изоляционную камеру. Из-за него я лишился звания, должности и всех своих сбережений. Благодаря его стараниям меня – заслуженного члена научного комитета – сделали предателем и изгоем. И тем сложнее мне говорить о его невиновности, но тем правдивее будут мои слова.

– Что? – удивлённо выкрикнул премьер. – Мы не ослышались – невиновности?

– Именно так, уважаемый совет, – Ковалевский впервые посмотрел на Генри. – Меня трудно обвинить в предвзятости и поэтому слушайте – этот человек кристально чи…

Вдруг профессор запнулся, схватился за сердце и стал хватать ртом воздух. На его висках набухли жилы, кровь прилила к лицу, и он начал оседать на пол.

– Скорую! Капсулу! Реанимацию! – закричал прокурор, но было уже поздно.

Бездыханное тело профессора упало на пол.

В зале суда поднялся шум, прокурор пытался делать искусственное дыхание профессору, пока не подоспела реанимационная капсула. Оператор капсулы подключил датчики к телу, чтобы только констатировать очевидное – профессор уже не оживёт.

Генри потрясла смерть Ковалевского, но что-то заставило его смотреть не на умершего, а на лица живых. Премьер был в бешенстве, и не скрывал этого, на его лице читалось только это – ни удивления, ни тревоги, только злость и досада. А вот на лице начальника комитета безопасности блуждала довольная улыбка. Когда премьер попытался объявить перерыв, он прервал его следующим образом:

– В чрезвычайной ситуации, – сказал Стив, – когда что-то экстраординарное происходит в непосредственной близости от уважаемого совета, все полномочия по обеспечению безопасности, в том числе и следственные действия, переходят в мою юрисдикцию. А поэтому прошу всем оставаться на местах для выяснения всех обстоятельств случившегося.