Пустая могила

– Что?! – Я так резко втянула в себя морозный воздух, что едва им не захлебнулась. – Как это?

– Насколько я понимаю, его каким-то образом ударило незакрепленной доской. Винкмана отбросило назад, и, падая, он напоролся на нож одного из своих подельников. А чего еще ждать, если все вокруг тебя ходят с острыми предметами в руках и не соблюдают никакой техники безопасности? – Юноша улыбнулся, и эта бездушная улыбка снова напомнила мне хорошо знакомого призрака в банке. – Они перенесли его на кухню, где он только что и склеил ласты. Странно, как это вы на него не наткнулись.

Я вспомнила о коренастой, неуклюже ступающей фигуре, промелькнувшей в холле и раньше нас вышедшей за дверь на темную улицу, и поднесла к лицу руку в серебристой перчатке. На тыльной стороне ладони намерз слой инея. Я поспешно опустила руку, переступила с ноги на ногу – хрустнул лед, успевший прихватить к полу подошвы моих ботинок. Меня вновь охватила паника, показалось, что стены оплывают, складываются внутрь, перекрывая выход с кухни.

– Мне нужно идти, – сказала я, – но я вернусь. Когда мы все попадем домой…

– Я не хочу оставаться здесь, – перебил меня юноша, пристально глядя на меня своими огромными темными глазами. – Ой! Они только что открыли шкаф и нашли меня. Гейл забрал банку и уносит ее с собой. Прощай.

– Что?! Как это «уносит»?! Куда уносит?! – У меня вдруг защемило сердце. – Нет-нет, они не могут…

Серое лицо замигало и начало дробиться на части – разрывалась связь между мирами.

– Почему же? Могут… еще как могут. А виновата в этом ты, Люси. Сколько раз я просил, чтобы ты выпустила меня… Теперь уже слишком поздно.

Какой же несчастной я вдруг почувствовала себя в эту минуту! Никогда не думала, что смогу так сильно затосковать по черепу из банки.

– Череп, прости… прости. Я выпущу тебя…

Фигура призрака начала таять в воздухе, затем словно обрывок радиопередачи на секунду прорвался голос:

– …оздно для нас обоих… Я пойман, а ты мертва…

– Но… я не мертва… – прошептала я, глядя на пустое место, где только что стоял юноша.

– …ты на Другой Стороне, Люси… поэтому… ожно считать, что ты… ертва…

Выйдя из кухни, я неуверенно, медленно пересекла холл, стараясь не задевать выступившие из трещин на стенах наплывы льда. Входная дверь оставалась открытой, за ней под черным небом ждали меня мои товарищи в блестящих от налипшего льда накидках. Мертвую тишину нарушал лишь шум моего дыхания да легкий хруст промерзшего гравия под ногами. Поравнявшись со всеми, я коротко рассказала им о своем разговоре с черепом и о смерти Винкмана.

– Ну что ж, – сказал Локвуд, глядя в том направлении, куда по улице ушел мертвый Винкман. – Должен честно признаться, что эта смерть не ляжет слишком тяжелым камнем на мою совесть.

– Очень хорошо, что он ушел, а не остался болтаться возле места своей гибели, как многие другие, кто умер насильственной смертью, – заметил Киппс. – Иначе призрак Винкмана заглядывал бы тебе через плечо каждый раз, когда ты спустишься в цокольный этаж, чтобы простирнуть свое бельишко. Такие призраки, сам знаешь, повторяют свои действия по кругу, по кругу… До бесконечности.

– А куда он направился, как думаете? – спросила Холли.

Никто из нас ей не ответил. Мы стояли, молча глядя на клубящийся вдоль Портленд-Роу призрачный туман.

– Ну ладно, нечего глазеть по сторонам и терять время попусту, – твердо сказала я. – Надо идти. Кто знает кратчайший путь до Стрэнда?

21

Наше путешествие по темному заледеневшему Лондону напоминало развивающийся по ужасным законам своей неестественной логики сон, из которого никак не удается вырваться. Этот поход начался в молчании и тумане, а завершился вспышкой насилия и страха, но от первого до последнего шага нас не оставляло ощущение жути, тошнотворной неправильности окружающего нас потустороннего мира. Мы проходили по местам, куда никогда еще не ступала нога живого человека. Мы видели то, чего никогда не видели и не увидят глаза живых людей. Мы были в мире, где не действовали привычные для нас законы. Это были не наши улицы, это был не наш Лондон. Мы шли по городу мертвых, и все наши навыки и Дары не имели здесь никакой ценности.