— За такие ответы меня били по лицу, — процедил тристанский барон, — били до крови, чтобы отпечатывалось в сознании. Учитель уверял, что ничто так не помогает усвоить истину, как физическая боль. Теперь я склонен с ним согласиться, его уроки я вряд ли когда-то забуду.
— Тогда в чем же урок? — поинтересовался Квенти, тоже убирая свое оружие. — Тренировочный бой на то и тренировочный бой, чтобы обнаружить свои сильные и слабые стороны, искать недостатки и устранять их…
— Слишком поверхностно, — покачал головой Эдвард. — Вы так и не поняли самого главного, что я хотел вам показать. Победы не достичь, если идти исключительно честным путем. Ваш противник всегда может использовать бесчестный прием, чтобы выиграть, и надо быть готовым как к этому, так и к тому, чтобы поступить точно так же…
— И зачем вы мне это говорите сейчас? — Квенти сжал зубы, на подбородке появилась упрямая ямочка. — Господин барон, я всегда считал вас образцом для подражания, но чем ближе я вас узнаю, тем больше не понимаю. То, что вы говорите…
— Называется политика, — закончил Эдвард за него предложение. — Ваша мать взяла с меня слово, что я присмотрю за вами…
— Я не моя мать! — более резко, чем требовали приличия, оборвал его Квенти, но Эдвард не собирался его уговаривать. Молниеносное движение, и перед носом карийского барона оказалось острие шпаги, в этот раз не прикрытое никаким защитных чехлом. Квенти в этот момент показалось, что звук извлекаемой из ножен шпаги он услышал даже позже, чем увидел перед собой ее лезвие.
— Ваша мать взяла с меня слово, что я присмотрю за вами, — тем же спокойным тоном повторил Эдвард начатую фразу. — В моем понимании подобное означает в первую очередь проследить за тем, чтобы вы, юноша, остались живы. А для этого вам сейчас и в будущем потребуется более изощренное мышление, нежели привитое в родовом замке. Я вполне могу понять Рокфора, он пытался вырастить из вас человека чести, каким был сам, но реальность нашего мира гораздо страшнее. И не думайте, что я не вижу ваших сомнений по поводу правильности происходящего.
— Вы собираетесь вести переговоры с людьми, которые спонсировали Вассария, повесившего моего отца, — ответил Квенти. — Если вы думаете, что я когда-нибудь смогу забыть об этом, то очень сильно ошибаетесь…
— Остезейский Союз ни мне, ни вам не враг. Это банкиры, в первую очередь просчитывающие риски и возможную прибыль с удачных вложений. Для них все вокруг лишь товар, который можно продать или купить. Они предположили, что Вассарий наиболее подходящий для них кандидат, но я собираюсь им доказать, что они ошиблись… — шпага, отправленная в ножны громко лязгнула, Эдвард вздохнул и продолжил уже спокойнее: — Поэтому сейчас я и решил поговорить с вами лично. Мне нужна четкая уверенность в вас. Если остезейцы увидят, что среди людей, поддерживающих графа Фларского нет единства, переговоры можно считать проваленными. Для нас это будет равносильно поражению… А вы слишком честны, чтобы не опасаться за ваши возможные действия за столом переговоров.
— Быть честным теперь отрицательное качество? — скривился Квенти, но Эдвард только покачал головой.
— Быть честным теперь означает быть уязвимым, — поправил тристанский барон. — Ваша честь сейчас ваше уязвимое место, не придавайте ей слишком много значения, иначе закончите как я… с пулей в груди.
«Внимание! Всем членам экипажа занять свои места согласно вахтенному расписанию. Пассажирам занять свои места в каютах! Внимание! Корабль приближается к месту назначения. Всем членам экипажа занять свои места согласно вахтенному расписанию! Пассажирам занять свои места в каютах!» Корабельная система оповещения одновременно включилась во всех отсеках корабля, но без протяжного сигнала тревоги, пробирающего до самых костей. «Грозное небо» приближался к финальной точке своего путешествия, и всем следовало подготовиться к тому, что будет дальше.