Пустошь, что зовется миром

– Давай разберемся, с чем мы учимся говорить, – сказала она и взяла первую из инфокарт из руки Три Саргасс, нажала пальцами, и стик со щелчком открылся.

Запись была только звуковой. Это… черт, Махит словно прорубила дыру в мироздании размером в длину инфокарты, и из этой дыры доносились звук помех и крики, или звук помех, который был криком, или…

Ей стало нехорошо. Казалось, не существовало способа выключить эти звуки. Лицо Три Саргасс приобрело зеленовато-серый оттенок под тепло-коричневым цветом кожи. От этого она казалась мертвой. Или умирающей. Или как если бы ей хотелось быть мертвой или умирающей.

И все же из инфокарты доносились различные записанные жуткие звуки – прерывистый визг, повторявшийся три раза, низкое гудение, которое узлом завязывало желудок Махит и повторялось после каждой паузы протяженностью более десяти секунд. Она не могла понять эти звуки, они были жуткими, но не были шумами.

Когда запись наконец закончилась, они с Три Саргасс дышали, хватая ртами воздух в режиме гипервентиляции, чтобы подавить тошноту. Они посмотрели друг на друга.

– Я не уверена, что это язык, – с трудом проговорила Махит, – но это определенно коммуникация. Фонемы или… не думаю, что слова, слишком незаметна дифференциация, но, может быть, маркеры тональности?

Три Саргасс кивнула. Сглотнула, словно загоняя внутрь желчь, и опять кивнула, теперь увереннее.

– Ужасные, тошнотворные маркеры тональности. Поняла. Я хочу сравнить их с выборкой из корабельных перехватов – они каким-то образом взаимодействовали с помощью этих звуков. Может, нам удастся определить, какой шум чем сопровождается…

– Если мы начнем блевать, хорошо бы в бачок, – сказала Махит. – У нас есть бачок – на случай, если еще остались такие записи?

Она показала на зажатые в руке Три Саргасс инфокарты.

– С маркировкой «аудио» был только один. Остальные визуальные и текстовые, – сказала Три Саргасс. – Открой их, а я пойду поищу два бачка. Это корабль-грузовик, он пополняет всевозможные запасы, у них наверняка найдется и пара бачков.

– Может, у них еще и мусорные пакеты есть. Нам тут еще придется слушать записи. Долго.

– Хренов вакуум, – выругалась Три Саргасс, но при этом улыбалась так, как станциосельники: показывая кончики зубов. Махит была очарована и обеспокоена тем, что очарована, а еще испытывала облегчение оттого, что при совместной работе они вновь отлично ладили. – Пакеты для мусора, превосходно! Семь часов – это куча времени, достаточно, чтобы классифицировать маркеры тональности по количеству мусорных пакетов, которых требует их прослушивание…

– Я не хотела бы, чтобы ты бледно выглядела перед яотлеком, – сказала Махит. – Она немедленно потребует отчет о количестве использованных пакетов. А также, возможно, остальную часть отчета.

– Вот видишь! – сказала Три Саргасс, продолжая улыбаться почти станционной улыбкой. – Я знала, что если мне удастся привлечь дипломата-варвара, которая смогла освоить наш язык, это сэкономит мне время на обучение чужому…

Она выскользнула за дверь, прежде чем Махит задала вопрос, который вертелся у нее на кончике языка: «Очаруют ли тебя эти инородцы так же, как очаровала я? С учетом того, что все мы варвары, пусть даже мы такие же человекообразные, как ты?»

<Лучше не спрашивай, – сказал ей Искандр. – На самом деле ты в любом случае не хочешь знать ответ>.

* * *

В поэзии и эпической прозе, даже в руководствах по искусству управления государством, самой скучной и клинической разновидности императоры лишались – или должны были лишаться – сна, как и капитаны космических кораблей, по тем же причинам. Девять Гибискус всегда считала, что яотлек, являющийся чем-то средним между капитаном и императором, после получения нашивок с колючками на воротник должен на самом деле развить в себе способность бодрствовать на протяжении неопределенного времени. Однако жизнь нашла способ игнорировать поэзию, эпические творения и руководства по искусству управления государством. Как и все остальные на «Грузике для колеса», Девять Гибискус имела отведенную ей восьмичасовую смену для сна.

В последнее время со сном у нее были проблемы. Это кое-что говорило об императорах, яотлеках и разнице между ответственностью, которую несешь, когда командуешь пусть и мощнейшим, но относительно небольшим космическим кораблем, или когда руководишь совершенно несопоставимым с кораблем объектом вроде всего тейкскалаанского Флота, готового погибнуть по твоей команде, если этого требует империя.

Девять Гибискус пыталась уснуть. Она сняла форму, легла на кровать в майке и спальных шортах, посредством облачной привязки притушила свет в спальне почти до полного отключения. Она также разослала сообщение, требующее радиомолчания, кроме чрезвычайных случаев. Если инородцы предпримут атаку на «Грузик для колеса», ее нужно разбудить, но во всех других случаях – нет.