Пустые дома

За день до нашего возвращения в Мехико Фран сказал, что любит меня. Я поведала ему о своих опасениях, но он всегда смотрел только в будущее, а потому ничего не смыслил в страхах и кошмарах. Дело сделано, пути назад нет, сказал он. Фран погладил меня по щеке и пообещал, что все будет хорошо, а я закрыла глаза и постаралась ему поверить. Потом мы прилетели в Мехико и стали разыгрывать семейную идиллию, в которой нам принадлежала роль идеальных родителей: причеши Нагоре вот так, покорми Даниэля вот тем. Не сдавайся несмотря на то, что Нагоре – сирота, которая, когда сердится, ругается по-каталонски; не опускай руки несмотря на то, что Даниэль – аутист и мы его совсем не понимаем. Спектакль с треском провалился, но свое поражение мы признали уже под занавес, что немного поздновато, на мой вкус. Лучше бы мы с Франом вообще не встречались.

Нагоре уговорила нас пойти на день рождения к ее подруге. Будет вечеринка у бассейна, сказала она. Мы с Франом не хотели идти, но разве ребенку откажешь? Одноклассница Нагоре праздновала с размахом: загородный дом в лесу, парковка, полная шикарных машин. Нам с Франом показалось странным, что такая девочка ходит в одну школу с Нагоре – они же очевидно друг другу не ровня. В любом случае нас если и допускали в такие круги, то не из-за денег, а из-за национальности Франа и Нагоре. Надо быть либо белым, либо богатым – третьего не дано. В общем, пока мы изучали дом, в котором отсутствовала мебель, но зато был бассейн, полный конфет и воздушных шаров, мы, к своему ужасу, поняли, что праздником руководит вовсе не мама девочки, а смуглый коренастый парень на службе у серьезного дяди. Фран не смог сдержать замешательства. Он дал Нагоре и Даниэлю немного поиграть, но вскоре мы ушли, потому что слепо верили, что от таких домов, как и от потенциальных связей с грязными деньгами, стоит держаться подальше, и даже намекнули Нагоре, что с этой девочкой лучше больше не дружить. Время отпечатало это избегание на наших лицах: зло, печаль, опасность, тревога преследуют повсюду – достаточно просто выйти в парк, и однажды, когда совсем не ждешь, у тебя заберут сына. И зло воплотится в тебе.

Как дым воспоминаний, Владимир выветрился из моей жизни, и, оглядываясь назад, я понимаю, что его регулярные звонки – ни что иное, как попытки меня утешить; но в водовороте событий этого нельзя было разглядеть – настолько все замутилось и запуталось. После того, что произошло, я не видела дальше собственного носа, и страсть сменилась раздражением. Владимир меня раздражал, потому что как можно испытывать любовь или желание, когда твоя жизнь теряет цвет? Как вернуться в точку, где два плюс два еще дает четыре? Как вожделеть то, что больше не вкусно? Владимир был таким нелепым объектом любви, что без слезне взглянешь. Я перестала упоминать его имя, перестала им интересоваться, и если бы я знала, как легко мне дастся это равнодушие, пошла бы я в тот злосчастный парк? Исключить эту возможность – вот что позволит мне обрести покой, и под покоем я не имею в виду смерть, потому что как я могу умереть, пока Даниэль требует, чтобы я жила – на случай, если он вернется? И кто вернется, если не тот, кто никуда не уходил?

Из того дня рождения у бассейна, куда мы ходили с Нагоре, мы извлекли два урока, которые изменили нашу жизнь: во-первых, перестали воспринимать наше горе как горе и поняли, что на самом деле наш Даниэль никому не мешал, просто мир – в принципе не самое приятное место. Даже наоборот, он в этом мире был лучом света, особенно для Нагоре, которой так нравилось играть с ним в догонялки. В том заключался ее удел – веселить моего сына. Уделом Даниэля было затмевать ее в моих глазах. Наблюдая, с каким упоением они резвятся с незнакомыми детьми, мы решили устроить праздник в честь трехлетия Даниэля. Погуляем с размахом, да, мама, спросила Нагоре. Да, погуляем с размахом, ответила я. Тогда Нагоре, еще под впечатлением от дня рождения одноклассницы, попросила у нее телефон девушки, у которой они заказывали шоколадные конфеты на палочке. Она передала его мне, и мы заказали сто конфет, чтобы в нашем доме был праздник. И праздник был, вспыхнул огоньком на мрачном полотне нашей никчемной жизни: Даниэль и Нагоре – мимолетное счастье, которое мы не смогли удержать.

Ты всегда будешь моей мамой, заверила меня Нагоре, прежде чем уехать. Ты почти никогда меня так не называла, ответила я, сдержанно улыбаясь, чтобы не показать лишней радости, но и чтобы это не прозвучало как упрек. А как тебя называл Даниэль, спросила она. Не знаю, он не мог выговорить моего имени, ответила я и прикусила язык, чтобы ненароком не попросить ее остаться. (Дыши, дыши, дыши.) Потом она ушла, и мы с Франом превратились в два старых дома, в которых больше никто и никогда не будет жить.

Где Даниэль? Я зову его, а он не слышит. Куда он пропал и какими дорогами ходит? Что стало с ребенком, который родился из моего живота, и что стало со мной? Где ты, Даниэль, как мне встретиться с тобой?