Путь Беньямина

Перед самым их приходом вечерний буфет уже закрылся на ночь, но они были ужасно голодны, и я их пожалела. А как иначе? Человек есть человек, какой бы у него ни был паспорт и есть ли он вообще. Я выставила им тарелку с холодным мясом, оливками и сыром и буханку хлеба и потом старалась не смотреть, как они за десять минут все это уничтожили. Мальчик по имени Хосе ел как свинья – как все мальчишки в его возрасте. Сюзанну я старалась держать подальше от этих людей.

Перекусив, они разговорились и показали причудливый набор дорожных документов. То, что они поддельные, не подлежит сомнению: совсем не тот цвет бумаги, какие-то смешные печати. Фотографии и те размытые. Но эти люди не похожи на преступников или шпионов. Просто очередные евреи в бегах. Кругом, как всегда, одни евреи. Гитлер многих из них отправил в исправительно-трудовые лагеря или выдворил из страны, и французы скоро последуют его примеру. Но куда им деваться? В Испании им сейчас рады не больше, чем в пятнадцатом веке. Может быть, их впитает в себя Америка: американцы все всасывают, как огромная вонючая губка. Скоро их запах будет доноситься через Атлантику.

Доктор Беньямин утверждает, что у него французское гражданство, он довольно хорошо говорит по-французски, с едва уловимо проскальзывающим акцентом. Недавно я слышала, как он шептался в холле с профессором Лоттом, и подумала: уж не секретная ли это встреча какая-нибудь? А иначе с чего вдруг такая доверительность? Не хватало еще, чтобы «Фонда Франка» превратилась в известное заведение для шпионов, о каких пишут в дешевых детективных романах.

Я поселила доктора Беньямина в худшем номере – с дыркой в потолке. Его спутники, Гурланды, поживут в соседнем, с двумя кроватями. Они, по всей видимости, хотят сесть утром в поезд на Мадрид, и это очень хорошо. Ужасно было бы, если бы офицеры из Мадрида застали их здесь. Им будет не понять, как это я, вдова Клаудио Руиса, принимаю у себя таких людей.

ВАЛЬТЕР БЕНЬЯМИН

Тепло покидает вещи этого мира. Предметы повседневного обихода мягко, но настойчиво противодействуют нам, отталкивают нас. День за днем, пытаясь преодолеть свое скрытое сопротивление этим предметам, мы вынуждены предпринимать чудовищные, особенные усилия. Мы должны уравновешивать холодность вещей нашим собственным теплом, чтобы они не заморозили нас до смерти, не убили нас своим отчуждением; нам нужно касаться их шипов с бесконечным терпением и осторожностью, если мы не хотим истечь кровью и умереть.

14

– А вы откуда? – спросила маленькая девочка со зрачками, похожими на опаловые бусы. На ней были белая кофточка и черная юбка, по-французски она говорила как-то странно. – Вы ведь не француз? У вас произношение не французское.

– Я прожил в Париже много лет, – сказал Беньямин.

– А раньше? Откуда вы?

Его беспокоило чрезмерное любопытство этой девочки, дочери хозяйки гостиницы. Что-то в ней пугало его. Она подкралась к нему в саду и начала допрос.

В дни его молодости в Берлине дети не заговаривали напрямую со взрослыми, они вообще редко говорили, если были не в компании сверстников. Он до сих пор вздрагивал, вспоминая, как однажды в Берлине встрял в разговор родителей во время званого обеда, устроенного ими для друзей. Неудовольствие, сверкнувшее в глазах отца, было достаточным наказанием, и он никогда больше не повторял этой ошибки.

Беньямин с радостью ответил бы девочке, откуда он. Вот бы рассказать ей о Берлине: о запахе глинистой почвы в парках, о сухой траве вдоль мостовой, о мишурном шуме ветра в умирающих деревьях; все напоминало ему о детских прогулках к Тиргартену[105], через мост Геракла со слегка покатой набережной рядом с ним. Ранней осенью после школы он осторожно спускался по склону и сидел под березой или лежал на мшистом берегу с видом на другую сторону канала. Чем-то тамошняя атмосфера была похожа на здешнюю, в саду у «Фонды Франки».

Настырность девочки, прикрывавшая собой глубоко укорененную вздорность, вызвала в его памяти образ одноклассницы Луизы фон Ландау. Эта бойкая черноглазая дочь состоятельных берлинцев была заводилой в той первой школе, где энергичная молодая учительница фройляйн Пуфаль руководила группой дерзких детей из буржуазных семей. Об ожесточенной борьбе за предводительство в этом классе были наслышаны многие, и фройляйн Пуфаль всегда уступала Луизе, неукротимой Луизе.