Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Горрен изменился, если Берт прав, а не привык к нему до такой степени, что не замечал действительных изменений, а зацикливался на придуманных. И Берт не мог подобрать этому точного определения. Во-первых, Горрен постарел – именно так. Проступили морщины, истончились волосы и кожа. Кровеносные сосуды стали как-то заметней. Или Горрен потерял в весе. Он стал более скуп на улыбки, и взгляд у него был нехороший – снайперский. Словно он поджидал, когда его жертва оступится, чтобы своей атакой в самый неподходящий момент максимально унизить ее.

Но он оставался по-прежнему активным. Бывал то в Азии, то в Европе. Однажды связался с Бертом из Рима.

– Вечный город, милый Берт, – экзальтированно восклицал он и артистично заламывал руки, – и никто не смеет называть его вечной помойкой, хотя этого определения он удостоился не одно столетие назад. И даже, предположу, не одно тысячелетие.

Берт обреченно стонал и просил избавить его от никому не нужных подробностей. Горрен торжествующе ухмылялся, словно спрашивал: «Ты ведь согласен? Ты ведь согласен с тем, что я остроумен и остроглаз?»

– Меня интересует одна-единственная вещь. Какого хрена ты делаешь в Риме? Или в Ватикане, ты, отпрыск клерика, черная овца в отаре профессиональных душепопечителей? – уныло спрашивал Берт.

Горрен смотрел на него, склонив голову, и хмурился. Спрашивал:

– Как ты догадался?

– Что, правда? – восклицал ошеломленный Берт. Горрен оживлялся, снова ухмылялся. И подтверждал: действительно в Ватикане. Завершает совсем крохотное, совсем незначительное порученьице пары членов синода. Они тоже имеют прошлое, и оно настигает их, как и простых смертных, врасплох.

– С их полицией, служками и прочим – и обращаться к посторонним? – удивлялся Берт.

– Полиция не должна становиться слишком могущественной. – Поучительно говорил Горрен. – Тут я с ними совершенно согласен. – А если кто-то в полиции будет знать что-то неприглядное, это будет значить, что его самонадеянность увеличится, причем в разы. Причем не без основания. А великим служителям церкви это совершенно ни к чему.

– Иными словами, церковь не отличается ни от какого мирского института, – охотно продолжал Берт, жаждавший подробностей – не во имя собственного могущества, а из любопытства. Но Горрен отказывался распространяться.

Его крашеная макушка мелькала и в кулуарах Лиги. Он категорически отказывался становиться официальным членом какой-либо группировки; рассказывая Берту о своих успехах – в обычной своей псевдо-смиренной манере, он замечал, что это имеет все шансы стать кандалами на конечностях и шорами на глазах. «Или чего хуже», – бурчал он.

– Я – категорический приверженец свободного предпринимательства! – патетично восклицал он на посиделках с Бертом. – Но мою убежденность, мой принцип никто не ценит! Единственный принцип… или не единственный, но уникальный – и никто не хочет верить, что у меня есть принципы. И попрошу, приятель, не смей шутить на эту тему – ибо болезненно.

Берт и не собирался – ему ни к чему было. Он сам был из этих предпринимателей – волей судьбы ли, в соответствии с убеждениями. Информационные платформы одна за одной предлагали ему рамочный контракт с определенными обязательствами, сводившимися, в принципе, к одному: к регулярной поставке контента, который, к тому же, соответствовал бы их представлениям — либо целям, которые ставили перед ними держатели контрольного пакета акций. А Берт отказывался; он даже предпочел не продлевать свой старый контракт, отлично понимая, что ему придется прикладывать куда больше усилий, чтобы пристроить свои репортажи. Или как вариант: поинтересоваться у Горрена, не может ли он что-нибудь посоветовать.

– На аукцион выставляй. – Тут же предложил Горрен. – Я смею указывать звезде независимых СМИ, и да простит Клио мою дерзость.

– Клио? – хмурился Берт.

– Разумеется. Ведь ты – один из верных ее муравьев, ты – творишь историю.

Берт закатывал глаза, глухо стонал, прятал глаза под ладонью. Горрен вредно ухмылялся. А через сутки сообщал, на каком аукционе лучше всего выставлять тексты, к каким покупателям лучше всего присмотреться. И даже поделился парой приемов, как набить себе цену.