Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Не успел: Коринт стал в дверном проеме и протянул – властно и жеманно:

– Бе-е-ерт?

Этого одного слова, состоявшего, как померещилось Берту, из одной-единственной, рыжеватой, коричной, звенящей колокольчиками, насмешливой и прозрачной гласной, оказалось достаточно, чтобы он впал в привычное рядом с Коринтом безвольное состояние. Он глупо заулыбался, попытался согнать улыбку с лица, залюбовался Коринтом, шагнул ему навстречу, снова остановился, внезапно охваченный неловкостью, испугавшийся ее же, рассерженный ею. Коринт повторил свое томное, многозначительное: «Бе-е-ерт?», которому противостоять было невозможно. Берт покорно пошел к двери.

Коринт остался у проема. Когда Берт поравнялся с ним, он ухмыльнулся понятливо, проворковал:

– Я было подумал, что ты решил оскорбить меня, презрев мое гостеприимство.

– Нет, – Берт недоуменно засмеялся, потряс головой, – что ты. Просто неловко. Я могу тебя стеснить, отвлечь от планов. Разных, – уточнил он зачем-то. Пожал плечами.

Коринт поднял руку, положил ее на плечо Берту, глазами указал внутрь квартиры.

– Заходи, – беззвучно, одними губами произнес он. – Зачем оставлять открытыми двери?

Непроизвольно, неожиданно Берт содрогнулся от этого прикосновения. Он глазел на Коринта, открыв рот, и не дышал. Коринт подтолкнул его и закрыл дверь.

Войдя, Берт снова замер. Коринт маячил за его спиной.

– Кофе? – прошептал он над плечом Берта. – С молоком, если я не ошибаюсь?

Берт медленно повернулся на голос. Его отделяли добрых пятнадцать сантиметров от лица Коринта, с такого расстояния можно было рассмотреть глаза с голубоватыми белками и парой кровеносных сосудов крупнее обычного; оказывается, у Коринта были карие глаза – почти черные, но все-таки в радужке угадывался шоколадно-коричневый оттенок. Можно было чуть пристальней посмотреть на кожу – она была холеной, кажется, Коринт не брезговал пудрой; на щеках и над бровями были видны крупные поры; морщины совсем незаметны – то ли давний, непрекращающийся, тщательный уход, то ли услуги косметической медицины, возможно, и то, и другое. Личный ассистент топ-менеджера «Эмни-Терры» наверняка может позволить себе куда больше, чем независимый и одинокий Горрен Даг, к примеру, или тем более его наемный работник. И натянутая усмешка, и пристальный, решительный взгляд. Берта тянуло к нему, но и необходимость стряхнуть с себя влюбленность в идеального, им же придуманного Коринта, шагнуть, как в воду, в иные отношенияя – ему было жаль; не хотелось; напротив, хотелось узнать иного Коринта, который не мог быть плохим. Кажется, ему не хотелось и Коринта разочаровывать. А вдруг он, узнав Берта поближе, утомится им, останется неудовлетворенным?

Словно подслушав мысли Берта, насладившись ими и решив немного поощрить его, Коринт выскользнул из-за его спины, небрежно повел плечами, словно пиджак внезапно стал неудобен, и пошел в сторону кухни.

– Я рассчитываю, что ты осмотришься самостоятельно. Кажется, моя квартира типична, насколько может быть типична квартира одинокого метросексуала, проводящего много времени вне дома. –Говорил он, неторопливо отдаляясь от Берта. – Я долго не мог понять, хочу ли я, чтобы моя квартира была похожа на все гостиницы мира одновременно, или наоборот, хочу напичкать ее индивидуальностью.

Он замолчал. Берт подождал ответа, огляделся в поисках ванной, затем, ощутив, что пауза затянулась, произнес:

– И? Решил?

Коринт вышел из кухни.

– Я имею обыкновение слишком увлекаться подчеркиванием моей индивидуальности. В основном это забавно. Иногда утомительно прежде всего для меня. Вместо того, чтобы выражать свои настроения, я выискиваю в себе свою индивидуальность. Это, знаешь ли, выматывает.

Он помахал рукой в воздухе, высокомерно улыбнулся и снова вошел в кухню.

Берт отправился в туалет. Помыв, долго вытирал руки, неловко посмеивался, находя слова Коринта то очень точными и мудрыми, то слишком напыщенными, позерскими. И его отношение к ним и самому Коринту металось между двумя полюсами: насмешкой и умилением. Как мерцающая точка на экране. Появилась у одного полюса, попульсировала, исчезла – чтобы появиться у другого.

Он пошел к Коринту. Тот сидел за высоким столиком, положив щиколотку левой ноги на правую, смотрел на Берта насмешливо и с любопытством. На столе стояли две чашки.

– И я уже начал беспокоиться, что ты испарился через вентиляцию, – ехидно произнес Коринт. – Прошу.

Он указал рукой на стул напротив, на пару десятков градусов повернулся к Берту.

– Помилуй, я мало в какую вентиляционную шахту пролезу, – усмехнулся тот.

– Именно так я успокаивал себя. Несмотря на исключительную эффективность вентиляции в этом доме, шахты просторностью не отличаются. А значит, ты должен оставаться запертым в том маленьком чуланчике с гордым названием «гостевой туалет». – Он помолчал немного. Указал глазами на чашку: – Твой кофе.