Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Берту было плевать на чашку, на ее содержимое. На прошлое и будущее. На Горрена Дага и тот прискорбный факт, что через пару месяцев снова придется лететь в Европу. На многочисленные «но» и «если», неопределенность своей собственной жизни. На человека, сидевшего напротив – не наплевать. Берт отчетливо осознавал, что Коринт сманипулировал им, чтобы Берт сначала пришел на встречу – прибежал, полыхая самыми разными эмоциями, чтобы не увернулся от кофе в гостях. Возможно, им продолжат манипулировать и дальше, имея в виду какие-то странные, невразумительные цели. И плевать бы. Берт был почти счастлив.

Коринт задавал ему самые разные вопросы: какая погода в Европе. Как прошла встреча со знакомыми и друзьями. Ах, «бывшими» коллегами? И как бывшие коллеги отнеслись к зрелищу довольного, самоуверенного, отлично выглядящего Берта? И чем они занимаются в свободное от зависти время? Подумать только, хают начальство. А чем это вызвано? То есть сам факт хаяния начальства – это нечто настолько естественное для человеческой натуры, что человек, не делающий этого, вселяет в Коринта сильное и отчетливое подозрение: что-то скрывает, не на начальство ли шпионит? Ах, неужели Берт смог сохранить самые благоприятные воспоминания о бывшем начальстве? Но неужели этого достаточно, чтобы желать встречи с ним? А посещал ли проказник-холостяк какие-нибудь танц-бары? После южно-африканской сальсы не слишком ли пресно? Коринт задавал вопросы, делал замечания – остроумные, ядовитые, иногда грубые, и Берт отвлекался от вопросов, от своих на них ответов, смеялся над остротами Коринта; время от времени вставая, проходя совсем вплотную к Берту, Коринт начинал говорить иным тоном – ласкающим, возбуждающим, предвкушающим. С каждым разом он проходил все ближе к Берту, двигаясь с томной, ленивой кошачьей грацией – то чашку наполнить еще раз, то поставить розетку с печеньем, то положить салфетку, то проверить, достаточно ли сахара в сахарнице, которая никому из них не была нужна. И каждый раз он внимательно смотрел на Берта, поощряюще улыбался. И все всуе.

Нужно было потянуться за своей чашкой через весь стол, опереться о столешницу в паре сантиметров от руки Берта, чтобы он наконец обхватил Коринта. Тот не выпрямился, застыл в его руках, ухмылялся – ждал. Он не сомневался, и Берт вместе с ним, что они оба хотят одного и того же. Но Берт не мог решиться – Коринт не хотел уступать ему привилегию подчинившегося. И он ждал: сможет ли Берт выпутаться из сетей близкого контакта, ощутимого дыхания, кожи под ладонями. Своей влюбленности, чего угодно – устоит ли. Берт не устоял. Подтянул его к себе, усадил на колени, прижал к себе, вгляделся в лицо Коринта, опьяненный своей собственной смелостью, боящийся ее же, отчаянный и отчаявшийся –и все не решался сделать нечто значимое – хотя бы поцеловать Коринта, если все остальное казалось ему святотатством. Но закрепившись на одной высоте, Коринт начал отвоевывать другие. У него было куда больше опыта; он провел столько времени, наблюдая Берта, он просто получал наслаждение от самой ситуации, и дальше провокации получались все более эффективными. Берт был бессилен противостоять – если бы захотел.

Затем Коринт предложил Берту остаться на ужин. Он готовил – Берт стоял рядом, любуясь им. Коринта раздражало его идиотское молчание и блаженная улыбка, а еще полностью утраченная способность к связной речи. Междометия были все, что Берт был способен выдавить из себя. Коринт тяжело вздыхал, но Берт улыбался виноватой улыбкой, Коринт закатывал глаза и непроизвольно смеялся, до того Берт походил на нашкодившего щенка.

После ужина Берт категорически не хотел убираться восвояси, Коринт категорически не хотел видеть его в своей квартире. И щенячий взгляд больше не действовал. И на настойчивые уточнения Берта: «Так ты не будешь против, если я свяжусь с тобой? И мы точно увидимся завтра? Послезавтра? А потом?» – начинали раздражать Коринта.

Берт долго топтался рядом с домом Коринта. Хотел бы – не повел себя настолько глупо. Жаркий воздух вне здания мог отрезвить, как выясняется. Коринт был любопытен – Берт болтлив, чтобы угодить ему. Коринт провоцировал – Берт вспыхнул и загорелся, чтобы удовлетворить его. И любопытство Коринта не было выражено явно, и прикрыто оно было его игрой, но он тщательно расспрашивал его о поездке. И очень хорошо представлял, что являют собой знакомые Берта из прошлой жизни.

Хвала небу за догадливого Горрена Дага. Он появился в Йоханнесбурге, как и собирался. Истребовал Берта к себе, велел рассказывать в деталях, что происходило, чем пахнет ситуация, откуда ветер дует для всяких там «Тонарог» и «Астерр». Особенно последней, потому что она как раз утверждала, что не имеет никаких интересов в Африке, а «Эмни-Терра» существует сама по себе и вполне независимо. Берт честно признался, что давно не понимает, чем пахнет ситуация и что за изменения происходят в президиуме местной лиги.

– Весь мир ставит на Дейкстра, – заметил Горрен.

– Весь мир не будет выбирать его, – заметил Берт.