Путь-дорога фронтовая

Она пощупала одежду, взяла ее, примерила, ища зеркало. Его не было. Сделала несколько шагов. Ноги едва передвигались в тяжелых сапогах. «Совсем странно», — подумала она. Ее проводили в комнату машинисток.

Когда она ушла, майора взяло сомнение. «Легче всего, — подумал он, — назваться каким-нибудь известным именем и пролезть в доверие… Хотя, с другой стороны…»

Он позвал адъютанта и сказал ему:

— Там я видел коллекцию скрипок. Выберите одну из них, которая постарее, и снесите гражданке.

— Есть!

Комната машинисток, куда привели Павлу, была раньше помещичьей гостиной. Она обставлена дорогой мебелью. Здесь разместились старинные столики красного дерева, резные креслица французской работы, чудесный диван, огромное зеркало на подставке. Посреди комнаты стоял рояль.

Вся мебель оставалась в полной неприкосновенности, а на полу лежали тюфяки, набитые сеном. На них спали машинистки. Гостье предложили диван. Машинистки, узнав, кто она такая, наперерыв ухаживали за ней и так ее заговорили, что она была рада остаться одна, когда их вызвали на дежурство.

Она тотчас уснула, проспала несколько часов. Когда проснулась, было светло. После сна в тепле почувствовала себя совершенно здоровой.

Подошла к роялю, взяла несколько аккордов. Какой удивительной показалась ей сейчас музыка! Она с волнением прислушивалась, как замирали звуки. С тоской подумала о скрипке, оставленной в Варшаве. Когда же она играла на ней в последний раз? Три, четыре дня назад. А кажется, что не дотрагивалась до нее много, много лет.

Ковальская посмотрела на свои руки. Как огрубели они!

Невольно улыбнулась, представив себе ужас на лице знакомых, если бы она появилась перед ними в таком виде. А эти сапоги!..

Поднялась со стула, подошла к зеркалу и долго разглядывала себя, поворачиваясь во все стороны. Потом отошла к окну.

«Пусть будет так», — беззаботно прошептала она, отгоняя тяжесть мыслей, готовых напомнить ей о сложности ее положения. Что ждет ее в этой новой стране? Как мало она знала о ней! Вот теперь она сама все увидит. Ну, а дальше? Где муж? Встретится ли она с ним? Жив ли он? Как здесь отнесутся к ней?

Ее взгляд блуждал за окном, где солнце осени золотило последними лучами дальние поля. Внизу, под горой, бежала река, в зелени деревьев белели хаты. Через реку переброшен мост. У моста махала крыльями мельница и рос вековой дуб. Чем-то знакомым, сладостно-далеким пахнуло на нее. Она с возраставшим изумлением вглядывалась в поразивший ее пейзаж. «Не может быть! — подумала она. — Не может быть!» Это был пейзаж ее детства, такой неповторимый и чудесный, как само детство. Вот-вот, казалось, прозвенит голосисто птица, пролетая в поднебесье. Пропоет свою призывную песню свирель пастуха. Замычат коровы. Из окна учителевой хаты выглянет черноглазая девочка и, взяв в руки старинную отцовскую скрипку, переходившую из рода в род, заиграет на ней. И остановятся прохожие и будут стоять и слушать. И перестанут бегать и баловаться ребятишки на пыльной дороге. И скажут крестьяне, идущие на полевые работы: «Спасибо, маленькая Павла! Ты нас всегда провожаешь музыкой». И прокричит петух, подошедший к окну со свитой из десятка кур: «Спасибо, маленькая Павла». И прощебечут воробьи, вспархивая веселой стайкой: «Спасибо, спасибо…»

Вот оно, далекое, незабываемо-прекрасное детство!

Как сжалось ее сердце, какое волнение охватило ее всю, как будто махавшая вдали крыльями мельница была той самой волшебной мельницей детства, которая навеяла ей счастье.

Счастье, правда, пришло позднее, когда отец переехал в город. Отказывая себе во всем, он учил дочь на скрипке, дорогую цену платил профессору-итальянцу. Девочка делала огромные успехи. Профессор был в восторге. Он подготовил Павлу к конкурсу, который сделал ее лауреаткой и принес известность.

С тех пор изменилась ее жизнь. Кончилась бедность.

В нее влюбился и предложил руку и сердце пан Ковальский, чиновник из министерства, — это был выгодный брак, «партия», о которой раньше не могла и мечтать учителева дочка, внучка украинского хлебороба.

Она переехала на казенную квартиру на Маршалковской.

Перед ней раскрылись двери варшавских салонов. Знатные дамы милостиво отнеслись к ней. Она стала забывать годы нужды.

Отец не дожил до этих дней, умер в бедности перед самым конкурсом.

«Бедный, бедный, родной мой отец», — подумала она сейчас о нем. Глаза заволоклись слезами.

В дверь стукнули. Вошел адъютант и сказал с суховатой деловитостью:

— В имении мы нашли коллекцию скрипок. Товарищ майор приказал узнать, не захотите ли вы поупражняться в игре. Может быть, это входит в ваш распорядок дня.

Передал ей футляр со скрипкой, повернулся и ушел.

Раскрыла футляр. Старая, почерневшая от времени скрипка лежала там. Ковальская привычным жестом вынула ее, настроила. Инструмент был благородного тона. Она попыталась узнать имя мастера, но не могла разобрать подписи, стертой временем.