Путь к Босфору, или «Флейта» для «Императрицы»

Когда он открыл глаза, то увидел только задник коляски с гармошкой кожаного верха, резво и тряско удалявшийся в относительной тишине, и подумал:

«Какое счастье, что мой пионерный батальон сплошь состоит из бойцов ландвера. Одни землекопы и инженеры люфт-клозетов. А у кого больше героических фантазий, те давно в штурмовых и заградительных группах. Те бы уж точно сообразили, как дюжине солдат справиться с одной бабой, вооружённой пистолетом, и кучкой безоружных…»

– Какого чёрта вы тут стоите, мечтаете! – опомнившись, оборвал свои собственные мечты господин гауптман. – Фойер!

Нестройный хор ропщущих и виноватых голосов скоро отрезвил воинственный пыл офицера.

Оказывается, пленные, держа его и фельдфебеля под прицелом, заставили его сброд побросать винтовки, а русская ведьма покидала оружие в коляску к балтийской.

«Позор, хоть стреляйся…» – почувствовал господин гауптман прилив тошноты, но, собрав волю в кулак, наставительно зашипел:

– Идиоты. Дали бы мне знак, чтобы пригнулся или…

– Но вы же зажмурились, герр гауптман… – чуть слышно раздалось за спиной.

Офицер не стал оглядываться – то ли чтобы не впасть в «искушение Давида», то ли сделал вид, что ничего не расслышал.

Продолжил вместо этого:

– В крайнем случае, если я не мог открыть глаз, выстрелили бы мне в ногу!

– Хорошая идея… – ещё тише повторил тот же голос, но на этот раз герр гауптман даже обрадовался, что никто не задался сакраментальным вопросом: «А что, собственно, мешало ему открыть глаза?»

Только подумал, поддавшись-таки искушению посмотреть, кто подаёт голос:

«Если это гефрайтер Крупски, буду рекомендовать его в штурмовую группу. У него и так не та фамилия для карьеры унтер-офицера…»

Вслух же закончил:

– Уж в ногу-то, я думаю, могли бы попасть так, чтобы не наповал.

И распорядился:

– Ну а теперь чего ждём? Господин фельдфебель, отправляйтесь в штаб, доложите, что вспугнули группу русских дезертиров с их женщинами. Крупски, возьмите с собой ещё людей и проследите за экипажем, куда они направятся. Их там и так четверо на пару коней. Далеко не ускачешь. Уверен, ваши винтовки они бросят уже через пять минут.

«Мой-то “Дрейзе” нештатный…» – добавил при этом гауптман про себя.

– А ваши «позорно» отданные винтовки! – подчеркнул, чуть ли не криком. – Надо вернуть, по возможности, тихо, без огласки, – закончил офицер уже примирительно. – Так что, только дайте им понять, что вы их преследуете и не оставите в покое. Ну же, действуйте, гефрайтер! Шнелле!

Переговоры «наверху».

Петроград. Кабинет министра иностранных дел С. Д. Сазонова

За прошедшие дни в аккуратной бородке Сергея Дмитриевича заметно прибавилось седины, да и вообще вид у министра иностранных дел как-то не слишком соответствовал статусу победителя в дипломатической игре, коим его считали не только в правительстве, но и при дворе.

Алексей Иванович, получив только на третий день возможность аудиенции министра (правда, вопросов особой срочности не было, а разведсводки подавались регулярно, трижды в день), не удержался, чтобы не высказаться насчёт непобедительного вида.

В ответ Сазонов только рукой махнул.

– Скорее удалось не провалить дело окончательно. И представьте, дольше всех упирался Морис Палеолог… Как будто его лично, а не столько Париж, так задело пренебрежение к Константину.

– Я бы не назвал это пренебрежением, – осторожно сказал статский советник. – Скорее отношение государя к прогерманской позиции греческого царя Константина. Хронической…

– Разве она могла быть иной? Отец его, Георг I, упокой Господи его душу, – всё же невинно убиенный и православный, – по рождению принц Кристиан Вильгельм Адольф Георг Шлезвиг-Гольштейн-Зонденбург-Глюксбург. Константин, хоть и крещён во младенчестве по православному чину, учился в Берлинской военной академии, женат на Софии Прусской, родной сестре императора Вильгельма II Гогенцоллерна…

– И двоюродной сестре государыни императрицы Александры Федоровны, – счёл нужным вставить Алексей Иванович.

– А что делать? Давно уже не злобствуют по поводу «войны кузенов». Константин, полагаю, существенно приблизил начало большой войны, когда в 1912-м двинул на турок соединённую армию. И всё закипело… Нам ещё хотя бы десять лет передышки – всего бы мы добились безо всякой войны. Ладно, прошлого не вернёшь, приходится теперь выторговывать что ещё можно. Хорошо, хоть наш генералитет однозначно потребовал, чтобы мы договаривались с союзниками «по максимуму» – Константинополь, проливы, острова у входа в Геллеспонт со стороны Средиземного моря.

Статский советник кивнул, не столько полагая, сколько зная «из собственных источников», что позиция военной верхушки не только соответствует решению государя, но просто как бы озвучивает её.