И теперь, стоя над телом несчастного старого студента и сняв с мокрой плеши фуражку с никелированной ленточкой с зубчатыми концами и нумером, городовой прочувствовано – ото лба до четвёртой пуговицы с медным гербом «три куропатки»[9]
– перекрестился.Птичья крылатая тень, уменьшаясь, пробежала по булыжным панелям, по дощатым тротуарам и просто – булыжникам и доскам «Почтовой» улицы, скакнула на соломенную крышу пожарного депо, скользнула по бревенчатой стене каланчи и, должно быть, уже в майском лазоревом небе слилась с «игрушечным голубем» аэроплана…
– Вы полагаете, что все эти зверства спровоцированы неудачами наших союзников в Дарданеллах? – спросил Сергей Дмитриевич, пробежав глазами очередную разведсводку о погромах в Западной Армении.
– Не всё так однозначно, – подал свою любимую реплику статский советник. – Реквизиции, всяческое притеснение армян, впрочем, и греков – не мусульман вообще, – начались давно и только усилились с началом войны. То, что происходит сейчас – да, действительно в известной мере следствие того, что турки посчитали себя победителями. Особенно младотурки. Особенно правящая верхушка.
Сазонов посмотрел внимательно на разведчика. Помолчал. Затем спросил, вроде как не совсем по теме:
– Не кажется ли вам, Алексей Иванович, что всякая революция непременно оборачивается террором? Против кого-нибудь, а то и своих?
– В своём историческом экскурсе вы, ваше высокопревосходительство, как всегда точны.
Едва ли в тоне Иванова можно было почувствовать преувеличенную любезность. Тем более, продолжил статский советник совсем уже деловым тоном:
– Хотя мы все прекрасно знаем, что приход «младотурков» к власти – это никакая не революция, а так, внутренний националистический переворот, спровоцированный кризисом Османской империи.
– Столетним кризисом, – сказал Сазонов, переведя взгляд на большую карту Ближнего Востока, развёрнутую накануне.
– Как минимум, – подтвердил Алексей Иванович. – А ещё, полагаю, эти… – он сделал паузу, подбирая слова, но так, похоже, и не подобрал. – Верхушечники, при всей их примитивности, чувствовали, что ни с их приходом к власти, ни с германской поддержкой кризис не преодолён – и нашли пусть временный, но способ продлить свою агонию.
– Вот только людей жалко, – посетовал министр. – Мы, правда, добились от союзников права самостоятельно решить армянскую проблему.
– Что-то, наверное, успеем ещё сделать, – сказал без энтузиазма столоначальник. – Тем более что террор со временем затихает как бы сам по себе.
Министр иностранных дел России, похоже, не разделял последней сентенции своего главного разведчика.
– С мусульманами не всегда так получается. Всяких там течений и направлений – сам их Аллах не разберёт, сколько. Даже в нашей богоспасаемой стране находятся всякие, что только штыками да нагайками казацкими усмирились. Дай только волю… А уж если резать иноверцев им ещё и выгодно – тут вообще удержу нет.
– Особенно если безнаказанно, – согласился Алексей Иванович. – Даже если наказание только возможно. С европейскими христианами, даже с пленными англичанами и французами, обращаются вполне корректно. Нутром чуют, что Тройственный союз проиграет.
Сергей Дмитриевич только покачал коротко стриженной, лысеющей головой.
– Мы свято верим в победу, как же иначе. Вот только пока что год складывается крайне неудачно. Только кавказские успехи и радуют. Да ещё союзники…
– Если возьмут проливы – то да.
– А могут и не взять?
– Всяко бывает на войне, – уклончиво сказал статский советник. Затем добавил, уже более определённо: – Чем ближе к их сердцу – а Константинополь, как ни суди, их сердце, – тем жёстче они сопротивляются. Велика Оттоманская империя – пока что, – а деваться им некуда. Поначалу, когда только флот союзников пробивался сквозь Узость, хотели своего «Гебена» в Чёрное море увести, а теперь готовы и его, и все прочие корабли против десанта бросить.
– Так что, на Чёрном море у нас теперь руки развязаны?
– К лету, думаю, ситуация изменится в нашу пользу, – осторожно сообщил Алексей Иванович. – Войдут в строй наши «Императрицы», да ещё кой-какие придумки получатся – вот тогда и «запируем на просторе».
– Как-то тяжело идёт, – успел подумать Иванов (средний), вполне привыкший уже к новой машине, как раздалось за его спиной с удивительным хладнокровием:
– По команде садимся.
Бравый лётчик Императорского военно-воздушного флота едва не выскочил из «гнезда», да ремень не пустил.
И это обстоятельство не могло не навести Кирилла на мысль:
«А у обладателя голоса он есть? В смысле ремень».
Граф Гаузен едва ли практиковал пассажирские перевозки, разве что катал храбрых барышень. Механика своего, Лейбу, наверняка он в небеса не брал. А пострел Васька так его, ремень то есть, вовсе игнорировал – оттого и не помнилось, есть ли он на втором сиденье вообще…