Холлан лежал, зажатый в узком пространстве между деревянным настилом и днищем фургона. Только боги знают, что провозили артисты в своих повозках. Контрабанда, наркотики, краденые вещи… Наёмник знал, что они не только не брезгуют сотрудничать с разыскиваемыми преступниками, но и помогают беглым рабам с территорий племён. Теперь настал черёд наёмника замереть и прислушиваться к звукам снаружи. Спина затекла, в горле першило от пыли и песка. Грела лишь мысль о том, что рядом испытывает не меньшие неудобства Марсен.
Утром, в противоположность вечеру, не было никакой суеты. Артисты слаженно собрали вещи в хитро устроенный фургон, который для представлений на площадях раскладывался в сцену, и ждали сигнала мэра внутри дворца у ворот. Три повозки были собраны ещё с вечера и стояли на площади. Холлан удивлялся, что у труппы из двух десятков человек оказалось такое солидное количество реквизита. Сам он перебрал свои вещи и даже успел сходить в подвал, чтобы наполнить фляжку спиртом.
Затем последовала минута позора, когда наёмник вышел на тренировочный двор и на глазах юных воинов позволил Бисуа осуществить атаку, которую ни за что бы не пропустил в настоящем бою. Конечно, удар был совсем лёгким, но, как Холлану не хотелось врезать Бирсуа в ответ и молча уйти, нужно было сыграть спектакль для публики. Поэтому Холлан, сжав челюсти, сел на землю, обнял колено и, совершенно не притворяясь, с чувством произнёс:
– Вот дерьмище.
Кто-то из слуг помог ему допрыгать на одной ноге к выходу со двора, а оттуда Холлан уже сам дошёл до ворот. Спустя несколько минут он лежал в тайном пространстве на дне фургона, а в это время его двойник уже сидел на балконе, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что Холлан остался во дворце. Рядом с ним сидели Виолет и поддельная Милифри. Наёмник сомневался, что это сработает: ведь мужчина был похож на него лишь отдалённо, но мэр Котари сказал фразу, которую Холлан ещё долго не мог выкинуть из головы. Конечно, мэр опять не хотел никого обидеть. Он просто сказал правду. А правда была в том, что люди не запоминали лицо Холлана. Они видели только татуировки загнанного племени.
Милифри ехала в повозке с артистами, а Базиля определили к двоим прислужникам. Представителям Порядка вряд ли была известна их внешность, и у них не было особых примет. К счастью, Марсен молчал, и Холлан сосредоточился на дыхании. Лежать зажатым в узком пространстве для человека, выросшего среди гор, было настоящей пыткой, поэтому наёмник был счастлив, когда, отъехав от Флинтена на достаточное расстояние, хозяин театра решил, что опасности нет и путь до моста через Великую Ару пассажиры могут проделать в относительном комфорте, среди ящиков с реквизитом и одеждой. Хозяин был низеньким пожилым человеком с кустистыми седыми бровями и аккуратными усиками. Он говорил цитатами, которых Холлан не знал, а то и вовсе переходил на стихи. Каждая его фраза звучала так, как будто он имеет в виду совсем не то, что говорит. Наёмник оставил его беседовать с Марсеном, который любил идиотские игры, а сам выбрал пару мешков помягче и несколько часов проспал, пока театр не подъехал к мосту. Пришлось снова лезть в потайное отделение.
Проезд через широкий каменный мост был платным – та часть денег, что не оседала в карманах стражников, шла на поддержание его в хорошем состоянии. Мост был частью большого конного пути и должен был выдерживать десятки повозок в неделю. Однако в случае с театром стражники не удовлетворились простой оплатой, грубо отвергли намёк хозяина на «дополнительный налог» и принялись за осмотр. Это было нехорошо, очевидно – приказ сил Порядка. Все были в курсе, чем занимаются бродячие артисты кроме основной деятельности, и стражники всегда были рады за небольшую мзду вместо проверки поплевать с моста в реку, пока мимо проезжает театр.
– А тут у нас шелка и покровы, парча и гобелены, – хозяин трижды стукнул ладонью по стенке фургона.
Это был сигнал, что нужно приготовиться открыть дно и бежать. Но только вот бежать было некуда – в заводях вдоль голого берега сиротливо торчали островки тростника. Оставалось прыгать в стремительные воды Великой Ары и молиться богам, духам, Луне и Пустоте, чтобы вынесло к берегу живым и здоровым. Фургон дрогнул, слегка накренился под весом стражника. За ним забрался хозяин.
– Мы, артисты, знаем сотни историй. А чем больше знаешь, тем отчётливее понимаешь, что все они по сути об одном…
По звукам Холлан догадывался, что стражник постучал по ящику, сдвинул крышку. Теперь смотрит внутрь, шуршит тканью, ворошит одежду. Выбрасывает на пол, чтобы докопаться до дна. Да плевать он хотел на твои россказни, клял Холлан про себя хозяина театра.
– …приходится придумать новые и новые трюки, декорации и наряды – всё ради зрителя.
Охранник постучал каблуком по деревянному настилу в нескольких сантиметрах от головы Холлана.
– Но знаете, что лучше всего оживляет даже самую скучную историю?
– Что? – рявкнул стражник, уставший от мутных речей хозяина.
– Музыка.
– Музыка? – сурово переспросил стражник.