Путь Мира(СИ)

[1] При императоре Хуань-ди евнухи обрели большую силу при дворе. Изначально евнух мог считаться только слугой, поэтому Сын Неба, не опасаясь их властолюбия, доверял им все больше и больше, так что в конце концов десять дворцовых евнухов - Чжао Чжун, Фын Сюй, Дуань Гуй, Цао Цзе, Хоу Лань, Цзянь Ши, Чэн Куан, Ся Хуэй, Го Шэн и Чжан Жан - объявили себя "десятью приближенными", сосредоточив в своих руках власть над дворцом, столицей и, как следствие, всей Империей. Все они входили в Верховный Совет и обладали там правом решающего голоса. Жадность и административная бездарность "десяти приближенных" привела экономику и политическую ситуацию страны к краху, что однажды побудило советника Цай Юня подать императору Линь-ди челобитную, где он в резких выражениях указывал, что корень бедствий в Империи в том, что "куры заменили петухов". Однако Цай Юнь был подвергнут опале и сослан, а главенство евнухов сохранялось в Поднебесной до самой смерти императора Сянь-ди и падения династии Хань.

[2] По китайским понятиям того времени, обращения "сын благородной семьи" и "благородный муж" употреблялись лишь в разговоре с нижестоящими или малознакомыми людьми. С течением времени социальная окраска обращения изменилась, однако в ханьскую эпоху назвать "сыном" хорошо известного и равного себе человека официально считалось неуважением, и придворный евнух не мог об этом не знать.

[3] Китайская неделя (цзю) составляет девять дней.

Глава четвертая. ВЕЛИКАНЫ И КАРЛИКИ

Две армии сошлись на закате второго дня на равнине Цо. Желтые повязки, разбив лагерь, дожидались утомленных солдат, сидя вокруг костров и жаря чечевицу. При виде войска они ловко и споро расхватали оружие и вышли из лагеря навстречу. С изумлением Дун Чжо не увидел ни таранов, ни камнеметов, ни осадных башен, и понял, что его попросту выманили из города.

- Чэн Юань-чжи заплатит мне за это жизнью! - хрипел он в ярости.

- Это не Чэн Юань-чжи! - ответил один из офицеров Лю Цзы, участвовавший в снятии осады. - Его шатер - серый, с красным узором, - стоит у края лагеря. А у этого вождя шатер желтый, с тонкой синей полосой понизу. Это сам Безумец!

Глава отряда противника - невысокий бородатый человек в золотой мантии, - носился перед войском бунтовщиков на сером коне, размахивая посохом с красным набалдашником. Звуки его голоса долетали даже до рядов имперских воинов.

Среди восставших ходили высокие, могучие люди в холщовых плащах и деревянных доспехах. Заходящее солнце удлиняло их тени, и они казались настоящими гигантами.

- Колдовство Безумца привело сюда великанов! - шептал Дун Чжо.

- Нет! - вмешался все тот же офицер. - Я был вместе с Лю Цзы на юге во время прежнего восстания. Это нанские варвары! Как они сюда попали? Как он смог договориться с ними?

Военачальник недовольно покосился на чересчур умного, но все же немного успокоился. Увидев, что мятежники вооружены лишь топорами и мечами, он приказал войскам атаковать.

Перед строем имперской конницы повстанцы казались стадом злых обезьян. Всадники понеслись вперед, уже не клином, а развернутым полумесяцем, чтобы, по замыслу Дун Чжо, охватить все мятежное воинство и раздавить его в стальном кулаке. Второй волной должны были идти копейщики. Могучие, закованные в доспехи, даже поодиночке они стоили троих мятежных крестьян.

Однако восставшие не отступали. Когда до приближающихся всадников осталось не больше десяти конских корпусов, человек на сером коне взмахнул своим жезлом. Тотчас же передние ряды его бойцов, нагнувшись, подхватили что-то длинное из травы и встали в оборонительную позицию.

- Копья! - задохнулся Дун Чжо. - Сыновья свиней!.. Назад! Назад!!! - заорал он, махая мечом. Но грохот копыт заглушил его слова. Увидев, в чем дело, передние всадники попытались отвернуть в сторону, но непросто справиться с разгоряченным конем, когда опасность столь близка - а сзади напирали новые ряды...

Словно быков на вертела, приняли восставшие конницу на огромные копья. Ужасный вой повис над равниной. Умирающие лошади, обломив четырехшаговые[1] древки, давили всадников и бились в агонии на земле, увеча и выбивая из седел следовавших за ними воинов. Некоторые воины отчаянным усилием заставляли коней перескочить через передние жала, но там их принимали на копья следующие ряды. Хохотавшие лучники мятежников посылали стрелы в раненых.

В мгновение ока все было кончено. Вместо могучего конного отряда на земле лежала огромная груда изуродованного мяса. Дун Чжо рвал свою бороду.

Ощетинившаяся грозными жалами толпа повстанцев, сохраняя порядок, двинулась вперед...

- Прочь! - вдруг заревел Дун Чжо. - Отступаем! Назад! - и кинулся к своему шатру, где один из помощников держал под уздцы его коня. Однако воин, глядя на испуганного полководца, вдруг со злым смехом отпрянул и полоснул скакуна мечом по передней ноге. Благородное животное, дико вскрикнув, упало на колени.