Путь Мира(СИ)

Продвижение войска почти остановилось. Солдаты боялись войны не меньше, чем Дун Чжо. Обстановка дошла до полного накала, когда однажды ночью сто молодых воинов-новобранцев, доведенных до отчаяния, перебили часовых и ушли из лагеря, чтобы присоединиться к Желтым повязкам. Дун Чжо в бешенстве послал за ними конный отряд. Дезертиров поймали и вернули в лагерь, где они во всеуслышание поносили главу армии и открыто призывали к восстанию. Регент приказал посадить их на колья, предварительно отрубив языки и руки.

- Пускай теперь покричат! - рычал он, хрустя толстыми пальцами. - Эти слепые свиньи будут знать, как бунтовать против меня!

Однако вышло по-иному. Лю Цзы, узнав об этом происшествии, возмутился и потребовал созыва совета офицеров. Ночью на совете он обрисовал поступки Дун Чжо, приведшие к такому положению дел, указал на то, что так они могут потерять всю армию, и в заключение открыто назвал поведение консула зверством. Сообща было принято решение отстранить регента от командования армией и передать его войско в руки Лю Цзы. Наутро оба лагеря сотрясали радостные крики: солдаты плакали от радости.

С тех пор оскорбленный Дун Чжо с небольшим отрядом телохранителей ехал в стороне от общих сил, на ночь становясь отдельным бивуаком. Опасаясь мести солдат, он выставлял удвоенную стражу и спал в доспехах, с кинжалом в руке.

Молодой, сильный, постоянно веселый и чем-то занятый, Лю Цзы навел порядок в деморализованных полках регента, сменив нескольких чересчур суровых офицеров и отменив жестокую порку за любое прегрешение. Боевой дух войска несколько поднялся, движение на запад возобновилось. Однако страх перед бандами Безумца все еще стоял перед солдатами густым ядовитым туманом. Говорили, что братья Занг - не люди, что они восьми ци ростом и пяти ци в плечах, что они могут ходить под землей и летать на журавлях, повелевают крысами, совами и пауками, ударом кулака разрушают горы, превращают взглядом в камень. Шептались о недавнем сражении под Гуаньло, когда воины Занг Лянга будто бы стали неуязвимы для стрел и копий, а сам Старший-над- Людьми взмахами рук поднимал в воздух огромные камни и метал их в защитников города. Неизвестность пугала людей.

Лю Цзы пытался дознаться, кто сеет в войске панику, но никто из воинов не мог внятно объяснить, от кого он слышал эти сплетни. Приметы, называемые ими, не подходили полностью ни к одному из солдат - создавалось впечатление, что какие-то люди, одетые в форму имперских воинов, просто приходят в лагерь по ночам и уходят с рассветом. Генерал приказал увеличить охрану лагеря, но никого из таинственных шатунов поймать не удалось.

Хотя полководец никак не выказывал перед солдатами своей озабоченности, она все же была, и была нешуточной. Армия по-прежнему двигалась очень медленно. Впереди ждал много дней осаждаемый город - сколько времени еще продержатся там? А позади были Совет и императорский двор, тоже ждать не намеренные... "Чтоб ему провалиться, этой жирной крысе! - мрачно думал он о Дун Чжо по вечерам. - И сам ни на что не годен, и мне все испортил. Теперь уже не успеть ни лазутчиков выслать, ни составить мало-мальски сложный план - лишь бы просто добраться вовремя..."

Поразмыслив, Лю Цзы разделил свое войско на три части. Первая, в которую вошли наиболее смелые воины, отделилась от главных сил и под командованием верных офицеров двинулась на северо-запад, делая широкий крюк. Вторую, похлипче духом, он оставил в резерве позади общих сил. Сам же Лю Цзы возглавил третью, составленную из самых робких и деморализованных солдат, и повел ее прямо на город. Продвижение шло медленно, испуганные бойцы снова начали роптать. Без особой надежды на успех генерал также выслал вперед нескольких соглядатаев с приказом проникнуть в осажденный город. Ни один из них не вернулся.

Но когда впереди наконец показались пробитые камнями стены из последних сил сопротивлявшегося Циньчжоу, страх исчез. Его вдруг сменило странное оцепенение, охватывающее человека перед лицом неотвратимой судьбы - все свершится так или иначе, и от этого не уйти никуда. В молчании воинство смотрело с холма на мятежников, карабкавшихся на стены по лестницам и кативших к воротам новые тараны взамен разбитых осажденными.

Лю Цзы выехал вперед на своем пегом коне. Указав концом меча на лагерь Желтых повязок, он громко и презрительно рассмеялся.

- Посмотрите, храбрецы! - крикнул он. - И это те, кого вы боялись?

И в тот же момент, будто рука незримого божества сдернула повязки с их глаз, воины вдруг воспрянули духом. Вместо колдунов и великанов, сокрушающих человека, как былинку, они увидели огромную толпу оборванных, тощих людей в желтых тюрбанах, вооруженных самодельными копьями и топорами. Глаза бунтовщиков дико горели, рты искривлялись в бешеной ярости, но все же это были обычные, смертные люди, которые могли убивать, но могли и быть убиты.