Путь разрушения

За тысячи лет искусство создания голокронов было утрачено, но из книг Бейн узнал кое-что о теории их конструирования. Информация внутри голокрона хранилась в сложно переплетенной, самокодирующей цифровой матрице. Систему защиты голокрона было невозможно обойти или взломать, информацию нельзя было украсть или скопировать. Существовал только один способ доступа к знаниям, скрытым внутри устройства.

В каждом голокроне были запечатлены личности одного или нескольких мастеров, которые играли роль его хранителей. Когда к нему обращался тот, кто был в состоянии понять его тайны, голокрон проецировал крошечные грубые голограммы хранителей. Разговаривая с учеником, эти программные имитации обучали и наставляли его, словно живые учителя.

Однако во всех рассказах о голокронах ситхов упоминались древние символы, украшавшие четырехгранные пирамиды. Поверхность голокрона, который Бейн держал в руке, была практически чистой. Что, если он даже старше голокронов древних ситхов? Не самих ли ракат это творение? Возможно ли, что его хранителями окажутся мастера чуждой расы, жившие задолго до рождения Республики? Если да, то захотят ли они раскрыть ему свои секреты? Ответят ли вообще?

Бейн осторожно поставил голокрон на пол и уселся рядом, скрестив ноги. Он начал делать медленные, глубокие вдохи-выдохи, погружаясь в медитативный транс. Накопив и сфокусировав энергию, молодой ситх послал волну темной энергии Силы, которая окутала маленькую реликвию. Голокрон замерцал, рассыпая искры.

В предвкушении Бейн затаил дыхание, не зная, чего ожидать. Из вершины пирамидки вырвался тонкий луч света, в котором танцевали пылинки. Закружившись, частицы сформировали очертания фигуры в тяжелом плаще. Лицо хранителя скрывал капюшон.

Затем раздался голос, четкий и выразительный:

— Я Дарт Реван, темный владыка ситхов.

Пустые залы храма сотряс торжествующий, раскатистый хохот Бейна.

* * *

На взгляд Бейна, знания, которые содержались в этом одном-единственном голокроне, превосходили все, что хранилось в архиве Академии. Реван открыл многие ритуалы древних ситхов, и Бейн с трудом мог объять потрясающий потенциал техник, суть и назначение которых объяснял хранитель. Некоторые из ритуалов были столь жуткими — столь опасными даже для истинного мастера, — что он сомневался, станет ли когда-нибудь к ним прибегать. Тем не менее он прилежно записывал их на листах флимсипласта, чтобы изучить более внимательно позже.

Но практики древних колдунов были лишь частью богатств, которые хранил голокрон. За какие-то несколько недель Бейн узнал о природе темной стороны больше, чем за все время учебы на Коррибане. Реван был настоящим повелителем ситхов, не чета самодовольным мастерам, которые повиновались Каану и Братству. Скоро все его знания — все его открытия, связанные с темной стороной, — будут принадлежать Бейну.

Гитани проснулась среди ночи, сбросив одеяло на грязный пол шатра. Она вся вспотела и раскраснелась, но не от жары. На Руусане начался сезон дождей, и, хотя дни стояли теплые и влажные, по ночам температура опускалась настолько, что дыхание часовых вырывалось туманными облачками.

Ей снился Бейн. Нет, не снился. Картина была слишком яркой и отчетливой, чтобы назвать ее сном. Ощущения казались слишком живыми, реальными. Это было видение. Их с Бейном связывала невидимая нить, которая образовалась в тот период времени, когда они вместе учились направлять Силу. Узы между наставником и учеником не являлись чем-то неслыханным, хотя Гитани больше не была уверена, кто из них двоих ученик, а кто наставник.

Видение было совершенно отчетливым: Бейн скоро прибудет на Руусан. Но не для того, чтобы вступить в Братство. Он явится, чтобы его уничтожить.

Гитани вздрогнула: от холодного ночного воздуха по ее вспотевшей коже побежали мурашки. Она скатилась с постели и натянула тяжелый плащ поверх тонкой ночной сорочки. Надо было поговорить с Кааном. Ждать до утра этот вопрос никак не мог.

Ночь была темной. Луна и звезды прятались за черными грозовыми тучами, которые застилали небо еще с того дня, когда гости с Коррибана прибыли на планету. Сверху падала легкая изморось — все лучше, чем навязчивый дождь, барабанивший по шатру в тот час, когда Гитани устало заползала в постель.

По лагерю бродили несколько ее собратьев. Проходя мимо, некоторые из них неразборчиво здоровались, но почти все прочие угрюмо шлепали по грязи, уткнувшись взглядом в землю. Воодушевление, которое Каан внушил всем в день прибытия подмоги, приглушила бесконечная череда серых, дождливых дней. Еще несколько недель, и дожди прекратятся, сменившись удушливой жарой долгого руусанского лета. А до тех пор сторонникам Каана приходилось терпеть холод и сырость.

Думая только о своем деле, молодая женщина ни на кого не обращала внимания. Она остановилась, лишь подойдя ко входу огромного шатра, где Каан устроил свое жилище. Внутри горел свет: командующий не спал.