Путь в бездне

Вообще-то звали Толстую Ща — Микка Силка и назвать ее Толстой, могло дорого стоить смельчаку.

Склим приблизился к буфету со стороны, где над шкафами с выпечкой рисовалась надпись на стене — «будьте вежливы — везде люди» и начал протискиваться сквозь толпу.

Люди нервно оборачивались и, видя полицейского, старались уступить ему дорогу. Некоторые огрызались Склиму в спину.

— Девушка, девушка! — кричал невысокий мужик в свиторе и растянутом на коленках трико, пытаясь передать Толстой Ща деньги, протягивая руку поверх головы, впереди стоявшей женщины в белом в зеленую полоску платье: — Будьте добры, мне две лепешки. Поезд сейчас отойдет.

— Ща! — звонкий голос продавщицы разлился над толпой покупателей: — Разбежа-ала-ася! Стань в очередь, ухарь.

— Ну, девушка — поезд отойдет.

— Отходят покойники. В очередь, сказала уже-е-е!

Склим протиснулся к прилавку, встал с края, чтобы не мешать, поздоровался:

— Привет, Микка.

— О, какие люди пожаловали. Здрасте, здрасте, господин под лейтенант, — ее полное лицо приняло радостное выражение: — Вам как обычно?

— Да.

— Следующий! — воскликнула Толстая Ща, уже выбирая Склиму несколько пирожков из большого короба и заворачивая их в серую бумагу: — Вот, держите.

Склим отдал ей несколько монет, взял сверток с пирожками, спросил:

— А Юсен, где? Что-то его не видать.

Юсен Куул — под лейтенант дорожной полиции, служил на вокзале уже лет тридцать, любил важно стоять на перроне и осматривать пассажиров, с грозным видом стража порядка, что не мешало ему почти всегда быть «навеселе».

— Ну, где, где… — Толстая Ща, понизила голос и, продолжая упаковывать пирожки для следующего покупателя, заговорчески произнесла: — Не можется ему сегодня. В бытовке он, спит.

Кто-то трижды дернул Склима за рукав.

Он оглянулся.

— Привет, Склим.

Рядом с ним, одетая в синее приталенное черным пояском платье, стояла Светлана Ланина, в руке она держала небольшой коричневый дорожный чемоданчик.

Склим удивленно вскинул брови.

— Привет, — сказал он.

— Отойдем в сторону, — произнесла Ланина и стала выбираться от буфета в сторону, на свободное от людей место.

— Не слишком ли молодая, господин под лейтенант? — насмешливо спросила Толстая Ща: — Разобьет она вам сердце.

— Племянница, — объяснил ей Склим.

— А-а… Я так и поняла. Следующий!

Он подошел к окну, где его дожидалась Светлана, поставив у ног свой чемоданчик.

— Здравствуй, Склим.

Он не увидел на ее лице привычную приветливую улыбку. Казалось, что Светлана сильно чем-то расстроена.

— Здравствуй и ты, радость моя, — и понизив голос, почти до шепота, добавил: — инопланетная.

Она никак не отреагировала на его юмор.

— Собралась, куда?

— Я уезжаю, Склим.

— Куда это?

Она упрямо мотнула головой, сказала:

— Сергей тебе все объяснит, — она немного помедлила, спросила: — Карандаш и бумага есть?

Склим достал из нагрудного кармана полицейского мундира служебный блокнот и маленький грифельный карандаш — протянул ей.

Он смотрел на ее лицо и ему казалось, что Светлана сейчас расплачется.

Ланина отвернулась к окну, писала в блокноте, положив его на пыльный подоконник.

Склим смотрел на нее, терпеливо ждал. Ему было видно как она пишет в блокноте широким размашистым почерком, незнакомыми Склиму буквами. Он огляделся по сторонам и, приблизившись к Светлане, прикрыл ее собой от любопытных глаз.

«— Вот дуреха,» — подумал Склим: «— По, своему пишет.»

Он усмехнулся.

Забавным показалось ему то, что вот так — просто в этом железнодорожном вокзале среди обыденности и серости повседневной жизни, стоит у окна инопланетянка и пишет письмо. И никто о таком даже помыслить не может.

Раздался протяжный унылый паровозный гудок.

Беспокойная толпа у буфета дрогнула — люди, толкаясь, устремились к выходу на перрон.

Ланина заложила карандаш в блокнот и вернула его Склиму, взяла чемоданчик в руку.

— Я там все объяснила. Написала еще дома, но… Не о том. Прощай, Склим. Передай это Сереже и скажи ему, скажи, что… — она на секунду задумалась, произнесла: — Мне надо ехать. Пока.

Отвернулась, скрывая выступившие слезы и быстро зашагала к выходу из зала ожидания. У самих дверей она оглянулась и Склим увидел ее улыбку.

Ушла.

Паровоз дал второй сигнальный гудок, человеческая суета у вагонов приобрела чуть, ли непанический характер — люди лезли в двери вагонов с криками и руганью, задирали повыше свои чайники и бидоны.

Он смотрел через окно на перрон, пока не прозвучал последний, третий гудок, потом, держа в руке сверток с пирожкам, вышел из вокзала.

* * *

Склим встретил Сенчина вечером в сквере — поджидал его после работы.

Секретные мероприятия в порту уже две недели, как завершились и Сергей снова работал, как и прежде.

Они поздоровались.

Склим сказал:

— Отойдем, есть дело.

Вечернее солнце отбрасывало длинные косые тени кленов, светило в лицо.

Они сели на скамейку возле железного стенда с обрывками старых объявлений и приклеенными листами свежих газет.

Редкие прохожие, не обращая внимания на Сергея и переодевшегося в штатское Склима, шли мимо.

— Случилось, что? — Сенчин был одет в синий рабочий комбинезон, смотрел с плохо скрываемым беспокойством.