— Скоро поймете. Я никогда не оставался в проигрыше. Ни разу в жизни. Но ваше упорство, под конец, начало действовать мне на нервы. Я уважаю вашу позицию и прекрасно все понимаю, как и вы, собственно. Но и вы поймите меня. Я не зверь и не чудовище. Но обстоятельства сложились таким образом, что у меня не остается выбора, как только то, что я намерен сделать. Видите ли, мое руководство, э-э… решило отправить меня на преждевременную пенсию, — он грустно усмехнулся, но взгляд его оставался холодным, мертвым: — Знаете, что это означает? Пуля в затылок. Кто много знает — плохо спит. Поэтому, так или иначе, но сегодня вы поднимете корабль и отвезете меня и моих людей на ваш звездолет.
— Господин полковник. — Герман устало вздохнул: — Это беспредметный разговор. Я не пилот. Вы это знаете. Вы можете убить нас всех, но без кодов доступа, которые знают лишь пилоты, планетолет не взлетит. Можем у него даже ритуальные танцы исполнить. Хотите?
Ххок улыбнулся и сказал:
— Обойдемся без танцев. Вы еще не знаете. Но немного терпения. Вы моралист, а значит проигравшая сторона. Таких всегда посылают пробивать лбом стены, но послали-то вас умные люди, такие как я. Побеждают всегда, практичные люди. Если-бы не запрет господ министров, то корабль уже давно был-бы наш. Но… Я согласен на сегодня. Хе, я никогда не верил, что ваш покойный капитан, тот еще тертый калач, пошел на высадку, имея в запасе лишь сопляка пилота. Это глупо. А дураком, на сколько мне известно, он не был. Все просто. Вы были с ним друзьями, вы — штурман, и я уверен, что — пилот.
— Вы ошибаетесь.
— Ну, Василий Юрьевич, полно те, ребячиться. Мы взрослые люди. Я предлагаю вам, не доводить дело до крайности, мне это будет неприятно.
Герман молчал.
— Как хотите. Тогда начнем.
Они присоединились ко всем собравшимся в комнате.
Офицеры открыли дверь и за ней оказался еще один коридор.
Пошли.
Метров через двадцать в нос Герману ударил неприятный запах, затхлости и тухлой рыбы. Коридор тянулся на несколько десятков метров. По правую сторону находились закрытые, железные двери и редкие окошки, с опущенными занавесками по ту сторону.
— У вас здесь какой-то склад, господин полковник? — спросил Герман, шагая за ним следом.
— Был. Не так давно хранили рыбу, теперь… Тут хороший ледник. Глубоко.
Коридор повернул налево, и закончился освещенным электролампами большим помещением, в котором стояла охрана — восемь офицеров.
И снова ни одного окна. В стене напротив дверь.
Ни столов, ни стульев.
Герман не заметил, как Ххок подал офицерам знак (если он вообще это сделал), те сразу приблизились к землянам, взяли каждого под руки, по двое.
Крепко.
— Мы не убежим, господин полковник, — сказал Семенов.
— Я знаю, — ответил тот.
Открыли дверь и трое офицеров вместе с полковником Ххоком первыми вошли в нее, потом повели землян.
Освещение в этой комнате — просторной как зал, было ярким, почти слепящим. Под низким потолком горели большие лампы, ярко освещая длинный высокий стол, возле которого собрались трое в белых, врачебных халатах. На головах врачей были надеты белые приплюснутые колпаки-шапочки.
Врачи стояли спиной к вошедшим и о чем-то тихо разговаривали — ждали. Двое из них стояли в изголовье стола, третий, чуть в стороне.
Курил.
Герман глянул на стол.
«— Нет!»
На столе лежала женщина — обнаженная. Ее до пояса укрыли белоснежной простыней, оставив неприкрытыми грудь и живот.
Герман дернулся, но крепкие руки офицеров-охранников не оставляли шансов вырваться.
На столе перед вошедшими лежала Светлана Ланина.
Ее руки и ноги приковали к столу наручниками.
Их взгляды встретились.
Ланина дрожала. Нижняя ее губа была разбита и опухла, правый глаз заплыл и вся правая сторона ее лица приобрела синеватый оттенок, покрытая ссадинами и глубокими царапинами.
За спиной Германа что-то воскликнула Алла.
Он не разобрал, что.
Другие не проронили ни слова.
Полковник Ххок повернулся к вошедшим и, не глядя на Германа, спросил у кого-то за его спиной:
— Не хотите-ли поздороваться? Хотя конечно, ваша теперешняя жена не в пример грудастее прежней. А, господин полковник?
Кисловский вышел вперед. На его растерянном лице, появилась глуповатая извиняющаяся улыбка. И весь он как-то ссутулился, руки сунул в карманы брюк.
— Вы определились с материалом, доктор? — спросил полковник Ххок одного из врачей — высокого широкоплечего, в маленьких блестящий очках.
Тот ответил:
— Так точно, господин полковник. Сначала изымим грудь и…
— Эти объяснения лишние, капитан, — полковник Ххок покачал головой: — Главное, чтобы она была жива, как можно дольше. А потом я отдам вам остальных по-порядку. Что скажете на это, Василий Юрьевич?
И тут Герман услышал голос Кисловского.
— Здравствуй, Света. А я, вот тут, значит…
Она не смотрела на него, словно не слышала. Взгляд Светланы Ланиной был направлен на Германа и тот, под этим взглядом со стола, словно окаменел.