Путь варга: Хищные пастыри. Книга 1

— Насчёт смерти Морио всё довольно мутно, — шепчет Пухлик. — Неизвестная болезнь, свела в могилу за пару девятниц… только вот говорили, что на церемонии проводов она мёртвая выглядела спокойной. Вроде как даже улыбалась. Будто, знаете ли, прекрасную песню услышала.

Смотрю как шуршащее в углу подаётся в нашу сторону. Думаю.

У нойя в лейрах часто держат певчих птиц или других бестий для представлений. Передают секреты из поколения в поколение. Может так быть, что эта самая Морио умела дрессировать сирен? Рассказала об этом Гюйту, тот решил раздобыть себе такую, только вот нойя как-то не справилась.

— По времени плохо бьётся. После смерти Морио Гюйт два года в свет не выходил.

— Говорили, он был просто уничтожен её потерей, — добавляет Морковка.

— Может, им просто понадобилось время дрессировку завершить. Что? Лучшая версия, какая есть — если, конечно, не хотите послушать истории о призра… чёрт.

Шуршание и шелест настигают нас. А с ними полноватая дамочка в капюшоне и в дымчато-серой хламиде. Дамочка похожа на уроненную вниз башкой с ветки самку скрогга. Ещё и глаза навыкате.

— Ореолы ваши иных цветов, не как у остальных, что не видят, не помнят. Молчите. Не нужно имён, ибо они не суть вы. Я Та-что-пишет, и спутников нет со мною. Ибо моя «искра» вечно внутри. Помогает ощущать иное. Видеть иное. Чувствовать знаки и вибрации нитей потаенного.

Делает короткий жест пухлой рукой, в которой зажат то ли артефакт, то ли амулет. Напряжённо пялится на руку и расплывается в улыбке.

— Вы тоже хотите освободить её, не так ли? Не просто так пришли сюда? Вы, должно быть, очень храбры. И добры. Я не решаюсь одна. Я поняла сразу, с первого же раза, как увидела её тень здесь. И поняла, что случилось великое зло. Однако сил моих и решимости не хватает, и раз за разом я лишь… читаю призывы, надеясь, что она услышит. Но она не откликается мне.

Пухлику этот бред что-то говорит. Или он притворяется понимающим.

— Совершенно верно, госпожа… Та-что-пишет. Я Тот-что-критикует, это мои э-э, друзья Та-что-видит и Тот-что-верит. О господине Тот-что-гробит мы пока не будем вспоминать. Я верно понимаю, что речь идёт о Морио?

— Мориона из лейра Певчей Тенны, — величественно бросает Мистерия. — Произносите её имя полно, потому что она среди нас. Заточена в этих стенах. Обречена блуждать в них. И лишь отзвуки её песни временами слышны…

— Поговаривают, что во время чтений здесь можно видеть призрак Морио, — поясняет Пухлик. — Или не видеть, а слышать. Всякие там знаки. Отзвуки пения, тени и прочее.

— Я поняла сразу, с первого раза, как увидела её тень. Ореол, печальный ореол. И звон цепей…

Мистерия жалобным тоном излагает, как её это всё поразило. Тянет свой амулет –хрустально-шарлатанская дрянь в виде сферы со множеством медных меридианов, которые движутся вокруг неё.

— Сначала были знаки. Духи являлись мне. Говорили со мною. Через знаки в стихах. И всё грознее, всё жалобнее. Всегда звон цепей. И когда я оказалась здесь — я поняла, что случилось ужасное. Её пленили. Она не может уйти. Заперта и вынуждена — вынуждена! — делиться тайнами Оттуда. Той, неземной поэзией, её чарами — страшное преступление, раскрытие секретов Потустороннего. Но она не виновата, понимаете?

Понимаю, что кой-кому надо как следует полечиться отварами.

— И строки. Они говорят страшное. Что приближается нечто. Что грань её близка, и нам следует остеречься. И все знаки, поймите, все указывают… что святотатцы прогневали иные силы. Страшные силы. Что если что-то не сделать, то сюда придёт оно… чудовище. То, что уносит души посягнувших в иные пределы, где они вечно будут страдать. Да, но мне одной не справиться, не освободить. И если бы кто-нибудь помог…

Вир побери. Вот и разгадка анонимных вызовов и письма. Поехавшая на призраках и знаках поэтическая. Вопрос только — почему она пыталась Мясника на помощь выдернуть. Хотя, может, ей мыши в голове нашептали.

— Я была одна, почти что в отчаянии… Но вы. Я вижу ваши ореолы, они горят. Теперь мы соединим усилия, мы вместе призовём её, вместе освободим. Только пусть пройдут чтения-без-бумаг, а после мы…

— Без бумаг? — переспрашивает Пухлик. — В каком это смысле — без бумаг?

— Вы испытываете меня. Конечно. С первого дня «Силы искусства» Ирлен Гюйт установил особые правила. Никто не нарушает священные энергии поэзии шумом бумаг во время чтений. Разумеется, он боится разгневать свою возлюбленную, ту-что-нетелесна. Она диктует ему — и он читает, и читает, пронзая очарованием. И на чтениях каждый читает так. Из себя. Наизусть.

Морковка начинает удлиняться и зеленеть. Превращаться в Рыцаря Кабачка.

Пухлик расплывается в нервной ухмылочке. Одними губами выдавая: «Н-да, так я и знал, что войду в историю».

Клятый Амфибрахий утаил от нас самую малость.

У этой «Силы искусства», мантикоры её жри, даже слишком занятные правила.

ЯНИСТ ОЛКЕСТ

— Боженьки, всё никак не дождусь, — бормочет под нос Гроски, когда нас приглашают в Большой Каминный зал для чтений.