Путь за семь городов (СИ)

Тимони вспомнил, что теперь, похоже, может забирать энергию из смерти другого существа, но от одной этой мысли стало не по себе. Пусть он и темный маг, но прошлая жизнь и светлый путь не оставили его до конца. В тайне Тимони признался, что желает вернуть утраченное светлое могущество, из-за чего не может использовать часть темного наследия.

Ему предстояло примирить эти противоречия, но в тихий предрассветный час он вовсе не хотел задумываться о чем-то подобном. Он все еще не до конца понимал, кем стал.

Город встретил его тишиной и туманом. В призрачной мгле он показался Тимони даже прекрасным. Этот мир по-прежнему не нравился ему, но в нем была красота, очень странная, выступавшая из теней, когда приходила ночь. Печальное очарование, как будто всего лишь отражение иной и бесконечно далекой реальности.

Побродив около получаса по улицам, Тимони нашел средоточие спокойной силы, не принадлежавшей ни Тьме, ни Свету, и медленно зашагал к источнику.

Идти было тяжело, вновь появились расплывчатые багровые пятна, застилающие зрение, но сила вела и звала, она была мудрой и надежной. Тимони поддался ей и неожиданно вышел к храму, но совсем не похожему на тот, в котором они побывали еще все вместе.

Высокий и хрупкий, тянущийся ввысь, но небольшой, этот храм уркашали статуи печальных женщин вместо колонн, а остроконечная крыша, протыкающая уже начавшее светлеть небо, едва угадывалась в тумане. Дымка стирала со старых стен следы разрушения, придавал картине, открывшейся перед Тимони, завершенность.

Тимони охватило чувство, схожее с благоговением. Храм перед ним был живым, хрупкий камень нес в себе силу. Кто и когда изваял это чудное творение?

Завороженный, он шагнул под каменные своды.

Внутри было темно и тихо, лишь статуя, что стояла у противоположной стены, неярко освещалась — маленькая лампадка с дрожащим язычком пламени бросала золотистые блики на печальное мраморное лицо. Тимони медленно двинулся к статуе, чувствуя, как потоки силы, живущей здесь так давно, окутывают его, возвращая то, что принадлежало ему по праву рождения.

Магия наполнила его, хлынула сквозь, заставляя ликовать сердце. Старый храм одарил его щедро, и вряд ли кто-то другой сумел бы так спокойно принять подобный подарок.

Тимони улыбнулся, протянул руку и коснулся гладкого камня, из которого была создана таинственная статуя.

— Благодарю вас, — прошептал он, а затем вспомнил язык древних, и он — певучий и ясный — показался более уместным. — Мор онизаири, — древние не знали слова «богиня», поэтому Тимони пришлось подобрать другое, и он решил, что подойдет «сильная», — Андреас Сени, — последнее слово он произнес мягко, с чуть заметным ударением на «и», чуть дольше растянув гласную в воздухе. Так говорили древние, если верить тем, кто обучал его языку.

Затем Тимони почтительно встал на колени перед чуть склонившей голову и неподвижной статуей и закрыл глаза — он принимал магию, свободно скользя сознанием по прекрасным древним потокам. Сила, не имевшая принадлежности, уплотнялась, сплеталась и становилась его частью.

Тимони не откуда было узнать, что храм и дал название всему городу. Древние легенды рассказывали, что богиня сама изваяла его и нарекла Ландоэн — небо, опрокинувшееся над головами.

========== Часть 19 ==========

Незнакомый прекрасный сад был пропитан ароматом ранней осени и пронизан солнечным светом. Ветер шаловливо клонил к земле косматые колоски травы, тревожил золотые паутинки, гонял по усыпанной камушками дорожке два-три алых листа необычной формы. Марафел не знал ни этого сада, ни деревьев, что здесь растут, ни крупных цветов, покачивающих тяжелыми бутонами.

Он шел по шуршащим камешкам, отчего-то совершенно не ощущая ни холода, ни жары. Дорожка повернула, кольцом обегая пруд, но Марафел не последовал причудливому изгибу, остановившись у кромки зеленоватой воды. В центре водоема пара белоснежных лебедей охорашивалась друг перед другом, не обращая внимания на немого свидетеля их естественной прелести. Птицы взмахивали крыльями, гордо выгибали длинные шеи.

— Привет… — тихий голос музыкой разнесся по саду. Лебеди повернули головы к берегу, будто только обнаружив, что не одни в этом зачарованном месте, они шумно забили крыльями по воде и взлетели.

Марафел же боялся обернуться, сердце защемило то ли от боли, то ли от внезапного счастья. Он узнал голос, и душа его взликовала, но разум охватили сомнения — что-то было не так.

Марафел никак не мог вспомнить, что именно.

После тягучей паузы он, затаив дыхание, повернул голову.

Она стояла в двух шагах, простое синее платье струилось до самой земли, легкая накидка окутывала плечи призрачным синеватым туманом. Каштановые волосы были уложены в высокую прическу, венчавшую голову наподобие короны. В карих глазах дрожали зеленые искорки, как потаенное пламя.

Она улыбалась, ласково и нежно.

— Отчего ты так удивлен? — спросила она, поведя плечами, и накидка заструилась по ветру, как живая.