Путешествие

На другом изображения человеческих фигур, прекрасных по виду, изысканной формы. И каждому изображению придана особая поза: [человек] держит в руке статуэтку или оружие, или птицу, или кубок; или человек делает жест рукой в сторону другого, или иное что, описание чего было бы длинным, и нет подходящих слов для выражения этого. Внутри огромного храма, как и снаружи, на верху его и внизу все фигуры имеют различные формы и внешность. Некоторые фигуры из них страшны на вид, лишены человеческого облика, смотрящий на них чувствует страх и преисполняется от [созерцания] их скорбью и изумлением. И нет в нем ]места], где воткнуть /62/ шило или иголку, на котором не было бы фигуры, рисунка или надписи непонятными буквами. Эти чудесные изображения находятся в здании огромного храма повсюду; в твердом камне удалось воплотить то, что удавалось [лишь] в мягком дереве.

Зритель, сознающий величие [храма], думает, что время, ушедшее на роспись его, отделку и украшение, было слишком малым для этого. Слава творящему чудеса, нет бога, кроме него! А на верху храма — площадка, устланная большими каменными плитами, подобными описанным раньше. Она чрезвычайно высока, и воображение ошибается и ум отказывается понять, как происходило поднятие ее и водружение.

Внутри храма — приемные залы, отдельные комнаты, входы и выходы, подъемы, лестницы, проходы и пути, так что люди в нем могут заблудиться и отыскать друг друга только громкими криками.

Толщина его стены — 18 пядей, и вся она сделана из камней, плотно скрепленных описанным нами образом. Одним словом, величие храма огромно и он являет зрелище одного из чудес света, которое не может передать описание. А то, что говорится о нем здесь, — лишь неполное сообщение. Аллах знает о нем и знает, с какой целью он был воздвигнут.

И пусть не подумает перелистывающий эту книгу, что в известиях о храме есть некоторое преувеличение, ибо каждый сообщающий об этом, даже если бы обладал красноречием Кусса или Сахбана[102], остановился бы в слабости и бессилии. Аллах заключает в себе знание каждой вещи; нет бога, кроме него!

В городах этого Сайда, лежащих на пути паломников и путешественников, подобно Ихмиму, Кусу и Муниат ибн ал-Хасиб, корабли путешественников останавливают, производят их досмотр и обследование и обыскивают купцов, чтобы выяснить, нет ли чего у них под мышкой или на груди, не скрыли ли они там динары и дирхемы. Об этом противно слушать и отвратительно рассказывать. Все это делается ради взимания закята, не взирая на то, есть ли такая возможность или нет, и есть ли для этого основания, подобно тому, как мы сообщали в нашей книге, рассказывая об Александрии.

/63/ А иногда их заставляют приносить клятву, если ли что у них в руках или нет, и клясться на книге Аллаха. И стоят паломники перед сборщиками в положении постыдном и унизительном, напоминающем им времена незаконных налогов.

И это дело следовало бы прекратить, однако Салах ад-дин не знал о нем, а если бы знал, то приказал бы прекратить его, как он отменил еще более обременительные налоги. [Он приказал бы] бороться со сборщиками, ибо борьба с ними необходима из-за их несправедливости, угнетения и злого обращения с чужеземцами, которые посвятили себя [служению] Аллаху всемогущему и великому и отправились, как мухаджиры[103], в свое надежное святилище.

Если бы пожелал Аллах, хорошее обращение стало бы постоянным при взимании справедливого закята с владельцев товаров, ведущих торговлю, с учетом начала каждого года, которое является началом срока [уплаты] закята. И прекратилось бы притеснение одиноких чужеземцев, ибо закят учрежден в их пользу, а не во вред им.

Благодаря этому праведному султану в стране воцарилось правосудие, и слава о нем распространилась по свету. Не удастся никому опорочить славу того, чью славу одобрил Аллах, и порицать речь того, чья речь угодна Аллаху!

А один из самых мерзких [примеров] плохого обращения, которые мы видели, — выход отряда разбойников, сборщиков закята; держа в руках длинные щупы с ручками, они поднимаются на корабли, разведывая, что там есть, и не оставляют ни тюка, ни мешка, которых они не проткнули бы проклятым щупом, надеясь, что в этом мешке или тюке, где нет ничего, кроме провизии, спрятано что-нибудь из товара или денег.

Слишком омерзительным было бы передавать эти безобразные истории, ибо Аллах запретил обыск, а тем более розыск той вещи, которую надеются скрыть для сохранности, в том случае, когда хозяин не желает о ней сообщать из-за ее ничтожности или большой ценности, а не отказывается по скупости платить положенное ему.

Аллах схватит за руки злоумышленников рукою справедливого султана, со своей помощью, если пожелает этого!