Путешествие из Бухары в Петербург

А эмиру во время бегства даже некогда было оправить нужду свою, и он помочился прямо не сходя с седла, и шаровары его при этом сильно намокли. Вечером он остановился в кишлаке Хавос. К нему подоспело несколько слуг, и он велел им постирать шаровары. До рассвета следующего дня его догнали некоторые военачальники, и он двинулся к Самарканду, облачившись в новые одежды. В это время у него было около пятисот человек. Все войско, в котором насчитывалось двести тысяч человек, рассеялось, и все разбрелись по домам. Собрались они случайно, ни о чем не ведая, и разошлись так же, и никто не поинтересовался, кто явился и кто сбежал.

А причина этого бегства та, что во главе войска стояли бывшие рабы, однокашники эмира, служить под началом которых племена считали для себя позором. К тому же, жалованье войску не было упорядочено, ежемесячно, с опозданием на несколько дней, выдавали урезанные двадцать танга. А цены на базаре колебались из-за отсутствия надзора, и не было возможности содержать войско на таком жаловании. Цены на товары были высокие, и бойцы не могли прокормиться на свое жалованье. К тому же, в войске было много всяких голодных добровольцев, готовых умереть за кусок хлеба. Если бы были раскрыты двери казны, если бы каждому воину давали по шестьдесят дирхемов и установили бы твердые цены на базаре, то, возможно, люди не разочаровались бы и бросились на врага:

«Если жалеть золото на войско,
Оно не захочет обнажать меч».

Ведь без одежды и провизии воины сражаются только на шахматной доске.

Когда военачальники и остатки войска сбежались в Самарканд, эмиру следовало бы выяснить причины этой неудачи. Выяснив же, надо было устранить их и вновь принять от войска присягу. Первая причина нерадивости воинов на поле брани была та, что они не получали достаточного жалования; вторая — та, что войском командовали низкие люди; третья — та, что если кто-либо погибал на войне, то его дети становились нищими, а это приводит к тому, что человек перестает быть смелым. Ведь если человек подвергает себя какой-либо опасности, то делает это ради себя, жены, детей. И если нет такой заинтересованности, то ни один человек ни за что не будет стараться и не подвергнет себя смертельной опасности.

Еще одна причина поражения нашего войска — это та, что никто не знал о положении дел противника, а если и слышал об этом, то не верил. Я уже говорил об этом: они мерили противника своей меркой и поэтому удовлетворились трехгазовыми дубинами, которые годятся разве только, чтобы воевать с узбеками.

Они очень напоминают того гурца[38], который услышал в мечети проповедь о хаддже, о том, что остановка у горы Арафа[39] влечет такое-то воздаяние, а бросание камешков[40] — такое-то, а бег от Сафы до Марвы[41] приносит такие-то блага на том свете.

Гур растерялся и прямо из мечети, не заходя домой, и, не прихватив на дорогу ни припасов, ни коня, отправился в хаддж. Пройдя целый фарсах, он стал изнывать от жажды и голода испросил повстречавшегося бакалейщика:

— Сколько пути отсюда до хадджа?

— Ты что, с ума спятил? — ответил бакалейщик, — Отсюда до хадджа тысяча фарсахов, а ты еще и из города-то толком не вышел.

И этот паломник подумал: «Хаддж, оказывается, нелегкое дело, мне не нужно воздаяние, раздобытое с таким трудом», и вернулся к себе домой.

Подобно ему, нашим газиям внушали, что участники священной войны попадают в рай, что погибших от меча неверных немедленно берут в райский сад, «где текут ручьи»,[42] что если они убьют неверных, то станут газиями. И люди выступили в поход, воодушевленные такими посулами. Во-первых, до прибытия к цели иссякли их путевые запасы. Во-вторых, они убедились, что приблизиться к неверным и бросить в них трехгазовые дубины вообще невозможно и, отказавшись от благ этого и того мира, обратились в бегство. Увидев, что войску неверных предшествует огненный вал, они пожалели свою жизнь, не решились дерзнуть, и единственное, что им оставалось, было бегство.

Далее, для стойкости войска на поле брани необходимы: доблесть и величие души правителя, твердость духа военачальника, храбрость и отвага разведчиков, необходимо, чтобы начальники самолично участвовали в битве, обещая воинам золото и имущество. Невдалеке от поля битвы всегда должна лежать куча динаров и дирхемов с приставленным к ним чиновником, чтобы каждый, совершивший подвиг и нанесший урон врагу, тут же получал бы вознаграждение: за одного убитого противника — столько-то, за принесенную голову — столько-то, за захваченного у противника коня — столько-то.

Обещания вроде того, что если совершишь здесь подвиг, то будешь награжден в столице или что после поражения врага получишь выгодную должность, — такие обещания на поле брани никчемны, так как ни один разумный человек не станет жертвовать жизнью ради обещаний. Здесь вместо обещаний всегда нужны наличные деньги, а также список должностей, на которые тотчас же будут назначены отличившиеся.