Путешествие к вратам мудрости

– Прошу прощения. – Он протянул мне руку. – Я должен представиться. Матье Зелес[146].

– Рад встрече с вами, мистер Зелес, – сказал я, тряся его руку. – Простите, каково место происхождения вашей фамилии, если мне позволено спросить?

– Франция. Я там родился некоторое число лет тому назад.

– С французами мне всегда было не по пути, – заметил я. – Без обид, мистер Зелес.

– Пожалуйста, называйте меня Матье. И да, без обид. Надо полагать, вы бывали в моей стране?

– Нет, никогда.

– Но могу я узнать о причине вашего недовольства французами?

– Ай, – ответил я. – Если честно, они мне на вид не нравятся.

– Понятно. Вполне обоснованный аргумент.

– А как вас занесло сюда? – спросил я. – Вы не похожи на человека, который проводит слишком много времени в тюрьмах Ее Величества.

– Между прочим, подобных мест я видел даже больше, чем хотелось бы, – ответил мой посетитель. – У меня есть племянник, которого время от времени необходимо брать на поруки. Однако я пришел сюда не для того, чтобы поговорить о себе, но, скорее, о вас.

– Обо мне?

– Да, и о романе, что вы написали. Сэр Вальтер прочел его.

– Нет! – воскликнул я, ибо сэр Вальтер Скотт всегда казался мне почти мифической фигурой. Мысль о том, как он сидит в кресле, переворачивая страницы моей рукописи, сразила меня наповал. – Очень любезно с его стороны. Вы сказали, что знакомы с ним?

– О да, – ответил Зелес. – Мы дружим с давних пор. Однажды я побывал на его лекции в Эдинбурге, а затем мы позволили себе подкрепиться напитками алкогольного свойства, попутно дискутируя о природе беллетристики, и наша дискуссия затянулась на несколько часов. Сэр Вальтер прекрасный человек. Он бы сам явился сюда, но сейчас он в поездке. Издатели увезли его в Лондон, где ему предстоит серия лекций и читок для платежеспособной публики.

– Вот как, – сказал я.

– Поэтому вместо себя он отправил к вам меня. Он восторгался вашей книгой. Сказал, что она не без изъянов, но это легко исправить крошечной доработкой с вашей стороны и горсткой советов с его стороны. Он даже снабдил меня запиской с кое-какими замечаниями, чтобы я передал ее вам. Надеюсь, вы не усмотрите в этом ничего обидного. – Он опять полез в сумку и на этот раз извлек с полдюжины страниц, исписанных неразборчивым почерком, почти каракулями. – Здесь в основном речь о сюжете, о распределении действия во времени и прочем в том же роде. Сэр Вальтер весьма сведущ в таких делах, и я уверен, его советами очень даже стоит воспользоваться.

– Я более чем благодарен, – сказал я, наскоро проглядывая страницы, хотя и знал, что, вернувшись в камеру, я стану изучать их медленно и внимательно.

– Однако у него есть к вам один вопрос, – продолжил мой гость, – не музыкант ли вы по профессии?

– Я? Нет. Почему вы спрашиваете?

– Ваш заглавный персонаж – музыкант, верно?

– Ну, да. Скрипач.

– А вы не играете на скрипке?

– Нет.

Зела задумчиво почесал подбородок.

– Это плохо? – спросил я. – Было бы лучше, если бы я играл?

– В некоторой степени, – ответил он. – В последнее время находятся люди, что пишут письма в газетные литературные разделы с жалобами на авторов, не обладающих таким же жизненным опытом, как их персонажи.

– Если бы обладали, – сказал я, подумав, – разве это не была бы автобиография?

– То-то и оно, их аргументы абсолютно вздорные. Но к ним начинают прислушиваться. Недавно в одного писателя из моих знакомых плюнули на улице за то, что пишет о русском, тогда как сам англичанин.

– Никогда не слыхал подобной чуши, – сказал я.

– А некую даму, романистку, официально объявили преступницей за то, что в ее романе повествование ведется от имени мужчины. Магазины отказываются продавать ее роман, они запуганы этой свистопляской.

– Но среди ее знакомых есть мужчины, надо полагать, – заметил я. – Она знает, что такое мужчина?

– Конечно.

– То есть она использует свое воображение, скажем так, чтобы заговорить как мужчина.

– Да.

– Ого, – рассмеялся я и покачал головой. – Тогда надо вывести ее на улицу и забросать камнями. Эта женщина отчаянная!

– Именно, – улыбнулся мой гость. – Впрочем, сочинители писем в газеты распаляются по любому, самому пустяшному, поводу. Страшно представить, с какой дикой злобой они водят пером по бумаге, кропая свои послания. Но все же, если это придает их жизни какой-то смысл и уберегает их от сумасшедшего дома, для общества это благо. А пока, если кто-нибудь спросит, музыкант ли вы, мы просто скажем, что все виды творчества вам не чужды.

– Значит, сэр Вальтер считает, что моя книга может быть опубликована?