Путешествие к живым

День еще не наступил, но мы уже знаем, что он будет похож на вчерашний и завтрашний. На этой земле все неизменно, кроме времени, которое настойчиво течет, и неба. Здесь все как бы сливается в один гармоничный аккорд — и горы, и плато, и деревья, и рассеивающиеся сейчас тени от камней, и родник, и животное, спасающееся от нас бегством, и шум ручейка, пробивающегося из-под камней брода.

В конце каменистой дороги на берегу озера приютилась деревня. Рядом с небольшой пристанью, окруженная деревьями, стоит круглая церковь. Здесь по воскресеньям собираются верующие. Усевшись на землю, они делят между собой освященную галету из проса. Религия здесь не заточает людей в узкие, мрачные святилища. Во время богослужения священники, облаченные в цветные мантии, выходят на порог и оттуда раздают благословение.

Старая моторная лодка увозит нас далеко от берега. Вдали виднеются заросшие зеленью острова. Почти на всех живут монахи. Там они основали монастыри, построили хижины и церкви. Не знаю, принадлежат ли здешние верующие к различным орденам. Мне сообщили только, что на одном из этих островов живут прокаженные монахи. На другом основалась другая религиозная община. Говорят, там столько пауков, что паутина, опутав прибрежные кусты, опоясывает остров прозрачным барьером.

Мы долго плывем в этом ярком солнечном свете. На озере ни единой лодки, кроме нашей, на берегах— никого, ни одной деревни. Поглощающая тишина. Приближаемся к одному из островов. Причаливаем. На приколе — несколько лодок. Издали мы их не заметили, они сливались с травой. Эти лодки очень напоминают снопы. Они сделаны из стеблей папируса, связанных в пучки. Полые стебли образуют нечто похожее на слегка вогнутый плот. Сидя в таком полом снопе и гребя лопатообразным веслом, монахи переправляются с одного острова на другой. Они редко высаживаются на берег, который почитают нечистым местом. Монахи придерживаются строгих правил: ни одна женщина никогда не ступает ногой на эти острова, все домашние животные-самки изгнаны.

На самом высоком месте острова, спрятавшись за деревьями, растущими на крутом берегу, стоит церковь в окружении монашеских хижин. Монахи угощают нас медовым напитком и лепешками из дикого проса. Напиток приготовлен из меда диких пчел, разведенного озерной водой. Один из монахов, прежде чем подать его нам, наливает немного себе на ладонь и выпивает, давая тем самым понять, что угощение не отравлено. Мы пьем, к еде почти не прикасаемся. Никто не произносит ни слова. У нас нет переводчика. И потом— все поглощает тишина. Молчание — закон озера. Мы достигли места, где все сказано.

Позднее мы подъезжаем к острову, на котором живут прокаженные. Перед церковью лежит большой гладкий камень. Если ударить по нему другим камнем, далеко над водами озера пронесется звук, напоминающий звон колокола. Легенда гласит, что некогда камень принес сюда какой-то святой. По зову этого природного гонга на берег собираются монахи — медлительные, напоминающие в своих развевающихся серых шаммах крылатых насекомых. Одному из монахов перевалило за сто лет. Он слеп. Ощупывая деревья, он медленно передвигается вперед в теплой темноте, и никто ему не помогает. Вокруг не слышно ни разговоров, ни пения птиц. Звук каменного гонга долго удерживается между неподвижными деревьями, над безмолвием вод, над солнечной и мертвой Эфиопией. Потом снова наступает покой. Каждый монах возвращается к себе в шалаш, садится на землю, и ожидание продолжается.

Под вечер мы высаживаемся на последнем острове. Он необитаем. Свыше трех веков назад португальцы воздвигли здесь храм. Сейчас он разрушен, у берега^ между осколками скал и высеченной из камня чашей для святой воды, плавают гиппопотамы.

С наступлением темноты мы возвращаемся. Возле неподвижной и уже помрачневшей воды прогуливаются аисты марабу. Медленно проплывают острова, придавленные тьмой и тишиной.

По ту сторону Ади-Аркаи

15 февраля. Со вчерашнего дня мы находимся в Ади-Аркаи, в этой еще не определившейся провинции, тяготеющей как к Амхаре, так и к Тигрэ. Города эти отстоят друг от Друга всего на сто восемьдесят километров, но дороги не пригодны для машин, и на проезд в коляске потребовалось более пяти часов. Дорога поднимается до трех тысяч километров над уровнем моря, спускается, снова поднимается, сокращая свой путь на крутых склонах нагорий. Время от времени на нашем пути встречаются столбы, напоминающие о гибели воздвигших их генуэзских пионеров. Эмблемы и девизы фашизма, позже высеченные на камне, теперь сбиты. На поворотах г\азам открываются яркие пейзажи, уже затуманенные легкой дымкой.