Путешествие к живым

Кругом вырисовываются контуры многочисленных вершин. Они не покоятся на привычном нашему глазу широком основании, а неожиданно вздымаются прямо из земли, порождая мысли о мощных сдвигах земной коры или о гигантских сооружениях из цельного камня. Одни из вершин напоминают колокольни, другие — усеченные конусы, третьи — башни, четвертые — гладкий, головокружительных размеров каменный перст. Здесь царство геологии. И не просто геологии, а геологии вдохновенной. Человеку она оставила лишь свои нагорья, свои стершиеся вершины.

Эвкалипты, сосны, кактусы, мимозы, зонтичные акации растут на склонах гор на уровне нашей дороги, а ниже громоздятся скалы, голые и мрачные в своем пророческом молчании. В узких долинах и ущельях растительность сохранила свежесть. Горные потоки обмелели в период засухи, но все же тень и прохлада приходят туда раньше, чем наступает вечер.

Ади-Аркаи — поселок, состоящий из ряда жалких хижин; во времена оккупации итальянцы построили здесь несколько примитивных домов. Один из них занимает выездная бригада Всемирной организации здравоохранения, у которой я нахожусь в гостях. В этом доме, как и во всей деревне, нет ни электрического освещения, ни водопровода, ни других удобств. Мы обедаем при свете керосиновой лампы с рефлектором, потом укладываемся спать на походные кровати. Всю ночь с улицы доносится людской гомон; воют собаки, очевидно, чующие гиен.

Утром меня будит пение. Поют священники. Дом, в котором мы остановились, стоит рядом с церковью— их разделяет только стена. К нам во двор набиваются мужчины и женщины — так называемые нечистые. Сегодня они не смеют ступить на территорию церкви: она открыта лишь для тех, кто последние три дня не ел мяса, не пил спиртного, не предавался любовным ласкам. Запрет распространяется и на тех, кто заражен солитером, а также на женщин в период месячных очищений.

Мы отправимся в экспедицию только после полудня. Новозеландский врач, вместе со своим помощником, санитаром из Ливерпуля, руководящий бригадой местного вспомогательного персонала, сообщил, что нам должны привести мулов. Гидом будет священник. Меня знакомят с ним. Он долго держит мою руку. Я повторяю: «Tenas te ling» — «Здравствуйте» — единственное известное мне выражение. Врач осматривает священника, прослушивает его, чтобы убедиться в том, что он здоров. Пока стетоскоп перемещается по груди, бородатый священник с черной митрой на голове целует свой большой металлический крест.

Какой-то человек приковылял на деревяшке.

— Недавно нога у меня почернела и отвалилась, — объясняет он.

Такие больные в этой местности встречаются часто. Все они рассказывают одно и то же. Иностранные врачи не понимают, в чем дело.

— Чудная страна, — говорит новозеландец, почесывая затылок.

16 февраля. Мы установили палатки на пригорке, в пятистах метрах от деревни, в которой оставили свои машины. Наш лагерь находится на высоте полутора тысяч метров, а пригорок — самая высокая точка на обширном, усеянном буграми плато. У его основания протекает река Таказе. Мулы так и не появились, а священник, которому предстояло стать нашим гидом, исчез. Необходимо раздобыть семь мулов и восемь ослов. Чувствую, что и этот день пройдет в ожидании. Около наших палаток нет ни деревца. С восходом солнца здесь станет невыносимо жарко.

Вот солнце вышло из-за гор. Воркуют голуби, обезьяна пришла взглянуть на нас, но тут же скрылась в чаще. В этом районе Эфиопии водятся также леопарды и крупные львы. Много змей и скорпионов. Когда я вышел из палатки, вооруженный страж, карауливший нас ночью, спал у потухшего костра.

К врачу пришли люди. Многие из них чуть ли не всю ночь находились в пути. Весть о том, что приехал доктор, непонятно каким образом, уже успела разнестись по всему району. В ожидании, когда врач займется больными, люди сидят на корточках вокруг нашего лагеря. В нескольких метрах от меня расположились ребятишки и с любопытством смотрят, как я пишу.

У меня такое чувство, что наше присутствие здесь неуместно. Стоит ли брать в расчет то, что мы приносим с собой, в частности медицину, когда такие понятия, как судьба человека и проклятие над человеком, не потеряли еще здесь своего глубокого смысла?

17 февраля. Мулов вчера нам так и не привели, ослов тоже не удалось раздобыть. Жители деревни относятся к нам с явным предубеждением. Они решили, что мы хотим отобрать у них скот, и почти не ошиблись. Упорное сопротивление жителей заставило врача изменить тактику: он пообещал уплатить за ослов, которые были нам необходимы для дальнейшего передвижения. Долгие словопрения закончились туманным обещанием старосты деревни — эдакого черного апостола. Пока же нам остается только ждать. Поэтому мы принимаемся за осмотр новой партии больных, прибывших из еще более дальних мест, чем первые.

Солнце начинает припекать. Как и накануне, мы прячемся в тени единственного дерева, торчащего среди камней. У него редкая листва. В течение дня мы методично перемещаемся вокруг ствола, следуя за тенью. Позади нас, на востоке, высокие скалистые горы кажутся синими.