Путешествие на абсолютный полдень

– Больше, чем ты себе представляешь, – Лал попытался уклониться от дальнейшего разговора и пройти мимо, но саврский князь растопырил руки.

– Останься здесь, никто не посмеет тебя осудить. Если хочешь, я возьму вину на себя, скажу, что это я велел тебя не выпускать.

– Это дело чести, если вам известно такое понятие, – холодно сказал Лал.

– Мне известно такое понятие. Самое глупое понятие из всех, которые мне известны!

Лал посмотрел саврскому князю прямо в глаза и не отводил взгляда, пока тот не отступил в сторону и не освободил дорогу.

– Дура, – произнес ему в спину кир Иуркар.

На позиции выдвигались в ночи и в тумане. Тарги наблюдали за подготовительными перемещениями в саврском лагере и за подготовкой к военным действиям. Кир Иуркар за эти два дня велел казнить пять или шесть пойманных шпионов. Проскользнул ли кто-то сквозь патрули и заставы, известен ли план в имперском лагере, поняли ли там, что с саврской стороны задумано, оставалось только гадать. С той стороны тоже ловили шпионов, но двое все же прошли, и Лал знал, какие известия они доставили.

Первый министр Дин, желая придержать войска, не рассчитал одного: что агиллейские тарги могут отказаться прекратить военный поход. Отправить их домой было невозможно, поскольку дома их были сожжены и разграблены нашествием савров и внутренних обитателей. Двадцать тысяч сабель поредели наполовину, до десяти или одиннадцати. Левое крыло Северной армии ушло на таргский берег полным составом, подчиняясь приказу, так как в крыле агиллейских таргов не было. Осталось правое, исконно агиллейское. И оно рвались мстить. Еще немного, и тарги выступили бы, вопреки приказу командования, так или иначе закончив затянувшееся противостояние. Так что саврское наступление было для них долгожданным поводом поквитаться, а отнюдь не неприятностью. И именно поспешность на радостях лишила их серьезной доли организации.

Ночной туман и серый степной рассвет скрыли начало выступления саврского войска, тем более, что шло оно, вопреки обыкновению, как крестьянское ополчение, пешком. Тарги обнаружили их по специально зажженным огням, трубам и барабанам – сигналам для резервной конницы, что пешее войско заняло позиции. Когда над горизонтом блеснули первые лучи солнца, тарги были в седле и почти построились. Нет, они не ожидали увидеть пеший фронт противника, развернутый больше, чем на лигу и краями упирающийся в природные препятствия. И не ожидали, что этот фронт практически непреодолим для таргской конницы. Когда первые ряды тупого клина напоролись на поднятые по команде рогатины и копья, а несколько последующих легли под залпом пятисот арбалетчиков и двухсот лучников, стоявших сразу за рогатками, следующие ряды попытались свернуть, но края клина, состоящие из более опытных и хорошо обученных воинов, не дали собственному центру повернуть и бежать, и таргский строй смялся изнутри. Лошади почуяли не человеческую, привычную им в битве кровь, а родную, лошадиную, заметались, роняя всадников. Подход таргского резерва ничего не решил. Пехотинцы по команде становились на колено, и Дадан командовал залп. Тарги, поняв, что вместо лихой рубки на саблях получилась невыгодная расстрельная свалка, просигналили отход на недосягаемое для арбалетчиков расстояние и разворот на новое построение. Возможно, несколько несвоевременно. В двух местах прорыв почти получился. А завернувшие на карусель тарги получили по себе еще два полноценных залпа.

Амрай исполнил свой уговоренный маневр удивительно красиво. Его конница вылетела с правого фланга и повернула остатки не успевших перестроиться таргов обратно к реке. Иуркару со вторым резервом на левом фланге и вовсе не осталось никаких дел, кроме как торжественно выехать на очищенное от врага поле. Тарги, злые и окровавленные, убирались с саврского берега вплавь. Ияш с широкими отмелями и спокойной водой не препятствовал им удирать и выкрикивать оскорбления с другого берега. Они потеряли человек пятьсот. А их многократно битый до того противник – не больше двадцати.