Господин Таатан оказался не красноглазым и даже не таким выцветшим человеком, как серые савры или подгорные жители. Волосы у него были темные, глаза карие, поэтому они с Лалом некоторое время странно смотрели друг на друга, пытаясь выделить во внешности неожиданно похожего человека еще что-то знакомое. Но знакомого, разумеется, ни тот, ни другой не нашел. Господин Таатан был высок и грузен. Одет, в противовес разряженному в жемчужно-серые шелка Амраю, довольно просто, в коричневый суконный кафтан без складок, без фальшивых рукавов, без вышивки и без показного края нижней рубашки, по придворным правилам на два пальца выступающего вышитой каймой из-под верхней одежды.
Бусен доложил, как положено, дверь открылась еще раз. Амрай шагнул через порог, Лал с Бусеном синхронно склонились, а господин Таатан вдруг изменился в лице и едва слышно ахнул: «Жив?..» – но поспешно склонился тоже, пряча на лице не то досаду, не то какое-то более сложное чувство, под стать своим чугунным зверькам.
Кое-какие церемонии соблюдались и здесь. Князю было поставлено кресло на возвышении. Лал встал за спинкой справа и несанкционированно положил Амраю руку на плечо. Бусен был слева и держал в руках документы по недоплаченной княжеской и военной десятине Зан-Заяла и по сомнительной сделке с шелковой мануфактурой и вышивальными мастерскими.
Несмотря на то, что начало разговора для господина Таатана не задалось, благодаря одному только виду Амрая, торговец возражал князю довольно уверенно и дерзко. Сгрести он под себя все сгреб, но платить по старым долгам, как своим, так и приобретенным вместе с новой собственностью, не желал. Между тем, некоторые мастерские были выкуплены им за бесценок именно с условием, что задержанную из-за холода десятину он уплатит, как только придет тепло.
– Я строю мануфактуры, я даю людям возможность выжить во время холода, – говорил он. – А что делаете вы в княжеском дворце? Заставляете подносить вам сахарные цветы на серебряном блюдечке? Из вас такие же правители, как из него мой секретарь, – господин Таатан указал на диковинную белую птицу в серебряной клетке. – Вроде, вы есть. Вроде, по сторонам посматриваете. А толку от вас никакого, только пыль и шум. Это Зан-Заял платит вам деньги на содержание ваших дворцов и челяди. Свои караваны и свой товар мы охраняем сами, деньги зарабатываем честно, в вашей помощи не нуждаемся. Ваш город паразитирует на моем. Мы вас кормим и холим. Просветите меня, князь: мне кажется, что зря, или я ошибаюсь?
Претензии высказывал Бусен, Таатан отвечал, обращаясь к Амраю, но сам Амрай до поры до времени в разговор не вступал. Выслушивал доводы с каменным лицом и только по тому, как под рукой Лала время от времени напрягалось его плечо, можно было понять, что торговец серьезно треплет ему нервы. В конце концов Амрай сказал:
– Что вы будете делать, господин Таатан, вы и весь «ваш» город, если Бездна откроется? Полезете наверх, цепляясь друг другу за ноги? Крылатые достанут вас и наверху. Ни коридорным, ни галерейным ярусом вам отсюда не уйти. Везде из Бездны есть выходы. Вам же наверняка рассказывали в детстве, как это бывает. И кто вы без княжеских детей? Что вы сможете сделать против? Вы должны радоваться, что в Зерелате появился князь, благодарить Небо, что у вас теперь есть защита, и благодарить Бездну, что она до сих пор молчала.
– Через сколько лет это произойдет? И произойдет ли? Вот именно, я слышал об этом в детстве. Может быть, это вовсе только сказки.
– Вы не жили в Зерелате, Таатан. Поэтому думаете, что про Бездну – это сказки. Но если не будет Зерелата, не будет в Зерелате княжеского дворца, однажды не будет и вас здесь. Приезжайте на наш берег. Я отведу вас на край. Я покажу, для чего в Зерелате князь. Я говорю серьезно. Чтобы вы осознали необходимость платить княжескую дань, благодарить за защиту и не думать, будто все это сказки, а вы все-все-все можете сами.
Потом, когда возвращались на лодке в Зерелат, Амрай с Бусеном сидели на корме, ели купленные перед отплытием пирожки с озерными грибами и разбирали документы на те, по которым удалось начать переговоры и те, по которым ничего не удалось. Подмерзший Лал скользких грибов не ел, завернулся в край широкого плаща Амрая, грелся у него под боком и внимательно слушал. Княжескому городу отчаянно не хватало средств. Не только на роскошь, но и просто свести концы с концами. В итоге разговора Амрай сказал:
– Я Таатана не знаю, никогда не видел, и он меня тоже. Как он мог меня узнать? Как мог удивиться, что я жив? Никак. А с кем он мог меня перепутать?
– С твоим братом, – Лал впервые за весь день вступил в разговор о чем-то дельном, по большей части, правда, от того, что, узнав про линзу, браслет свой оставил в Зерелате.
– С тем единственным братом, про которого наверняка не знает, мертв ли он? – предположил Бусен.