Путешествие на абсолютный полдень

– Если нас поймают на пьяном грибе, как какую-нибудь разбойничью вольную общину, которая не знает над собой ни правды закона, ни силы княжеских договоров, это будет не только позор, но и крах той торговли, что уже существует, – говорил Амрай своим советникам, собрав их за длинным столом в отцовском кабинете. – В Савр-Шаддате идет война, спрос на оружие некоторое время будет оставаться высоким, но оружие только пятая часть в общем экспорте. До выхода на населенную поверхность в Эн-Лэн-Лене нам далеко, торговые позиции были завоеваны с большим трудом, а потерять их очень легко. Кто поручится мне за порядок в Зан-Заяле, за соблюдение торговых договоров, если даже ближайший договор с княжеским домом Таатан и ему подобные из заозерья не соблюдают? Не все на свете продается и покупается. То, что Бездна не открывалась много лет, несмотря на долгий холод, чистое везение. Которое в любой момент может прекратиться. Зан-Заял о княжеском городе не думает, но мы, Город-Над-Бездной, не можем не думать о людях в Зан-Заяле.

Лал уже привычно для всех стоял у Амрая за спиной, держал руку у него на плече и изучал лица присутствующих. Кто в какой момент прячет взгляд, у кого беспокойно барабанят пальцы, кто ерзает, оборачивается без нужды, и при каких словесных маркерах все это происходит. Верных людей от тех, у кого собственные интересы и тайны, он при дворе почти всех отделил и запомнил. В верные люди у него попал, в том числе, Мовэр. Наставник княжеской стражи и во второй раз тоже отказался драться с Лалом. И в третий.

– Вы женщина князя, сказал он. – Моя техника предполагает, что в поединке я могу ударить вас ногой в живот. Я не имею права так делать, вдруг вы...

– Никакого «вдруг» нет, – отвечал Лал. – Моя техника предполагает, что я могу ударить вас не только ногой и не только в живот. Мне просто хотелось бы сравнить вашу школу и мою.

– Вот молодежь, сравнивайте на ней. Если вы так хороши, как про вас рассказывают, ногой до вас никто из них не дотянется.

Молодежь, однако, в княжеский дворец подбирали не по способностям и умениям, а по внешности и росту. Молодежь бывала бита в интервале между пятью секундами и одной минутой, поодиночке и по нескольку за раз. Господин Мовэр глядел на все это крайне заинтересованно, но на любые попытки заманить себя на центр фехтовального зала, отрицательно качал головой и повторял:

– Не просите, не могу.

Лал каждый раз уходил, не солоно хлебавши.

– Что это за женщина, тридцать лет, ни мужа, ни детей, это и не женщина вовсе, – докладывал по вечерам дворцовые слухи Занзагай. – Она, наверное, родом из ремесленного подгорья Зан-Заяла, потому что люди с поверхности в пещерах не приживаются. При таких занятиях у нее никогда не будет детей, ни от нашего князя, ни от кого со стороны, женщина не должна драться, как дикая кошка, слишком подвижный образ жизни не способствует зачатию наследников...

– А про княжну что говорят?

– Девочку нужно срочно замуж, пока не опозорила княжеский род бастардом, а то еще и уродом. Но кто по доброй воле, не привлеченный княжеским троном, теперь возьмет ее такую, раз появился настоящий князь, – послушно цитировал Занза. – Замуж вряд ли получится, значит, нужно закрыть ее на замок.

– Теперь про князя.

– Отличный князь, – улыбался Занзагай. – Нет, правда, все говорят, что он хороший, настоящий. Он был наверху военным?

– Он был генералом большой армии, малыш.

– Ну, значит, в Зерелате все будет хорошо. А как вы встретились? На войне?

– На войне. Любопытство – грех.

– Только говорят, что лучше б он женился на ком-нибудь из наших или соседних пещер.

– Сомневаюсь, что он женится, – качал головой Лал. – Мы очень сильно любим друг друга.

– По вам незаметно.

– Такие уж мы сдержанные люди, господин наблюдатель.

– Но ты все равно сможешь остаться его наложницей.

– Это, милый мальчик, не для меня. Я лучше снова пойду на войну.

– А почему говорят, что княжну никто не возьмет замуж по доброй воле? Я бы взял. Она веселая, хорошо поет и мне ее жалко...

Глава 24

* * *

Фай пролежал три недели. Первую помнил совсем смутно. Кир Эргор почти все время был рядом и постоянно капал ему под язык какие-то зеленые вяжущие капли. По крайней мере это было единственное, что Фаю запомнилось. Через две недели ему разрешили ненадолго вставать и ходить, но командная комната была от него закрыта. О делах разговаривать тоже запрещалось.